Павел Войнович - Воин под Андреевским флагом

К донесению Ушаков прикладывает и письма к нему Войновича: «В них я всегда именован был любезным другом, помощником и любезным товарищем… Его Превосходительство имел ко мне отменную величайшую доверенность… вдруг нечаянно и не знаю никакой причины отчего, получил сию перемену…»

И далее: «Чрез сей случай получил я столь строгого содержания письма и гнев Его Превосходительства, от кого ж он, что обо мне слышал, не сказывает, имеет около себя множество шпионов и во всякой неправде им верит и после мстит до бесконечности за всякую безделицу…»

Однако это все эмоции, а вот существенное – Ушаков признается Потемкину, что в своем рапорте о сражении хватил лишку в перечислении кораблей, им подбитых:

«Его Превосходительство Марко Иванович считает не сходным в рапорте моем то, что контр-адмиральский корабль во время баталии сбит с своего места кораблем «Преображением», оно действительно так(! – П.В. )… а посему контр-адмиральский корабль дрался с «Преображением»; будучи от меня не очень далеко и, думаю, не мог, отступая с бою, миновать мой корабль, а как он меньше всех с моим кораблем бился, то я охотно б его из рапорта моего отключил и все б написал то, что угодно, но Его Превосходительство рапорт мой отправил, о том прежде мне не сказав, а я узнал об отправлении рапорта из его ко мне письма…

Воззрите, Милостивый Государь, милосердным оком на всепокорнейшее мое прошение…»

В довершение своего сочинения Федор Ушаков просит уволить его от службы «с безбедным пропитанием».

Вместо того чтобы наказать много о себе возомнившего бригадира, Потемкин благосклонно принимает его аргументы: сам имея обыкновение работать, что называется, «на скандале» и состоя в ненавистных отношениях со всеми без исключения своими генералами, князь был даже доволен завязавшейся перепалкой. Вообще создается впечатление, что весь этот фарс был подготовлен: вряд ли Ушаков осмелился бы на такой поступок, не рассчитывая заранее на поддержку свыше. Вероятнее всего, будучи хорошо знаком и с Войновичем, и с Потемкиным, Ушаков точно взвесил психологическую ситуацию и решился на опасную игру. В условиях войны, за малостью опытных офицеров Потемкин до времени не стал предпринимать никаких мер, к тому же Войнович сам прямодушно отозвался с похвалой в рапорте о бригадире, а тот через письма явно стремился заполучить покровительство князя, стать для него «своим» человеком. Сказалась ли тут затаенная досада Потемкина на Войновича за прошлогоднее крушение у Калиакрии? Кто знает…

Впрочем, за сражение у Фидониси бригадир Федор Ушаков получил не Георгия III степени, как рассчитывал, а орден Владимира III степени. Через год, может быть, для «подогрева» конфликта, Потемкин дал Ушакову за Фидониси еще Георгия IV степени (однако странное дело: в списках кавалеров ордена Св. Георгия IV степени Ф.Ф. Ушаков не числится).

О сражении у Фидониси советские историки как под копирку пишут одно и то же: мол, тут Ушаков (один) нарушил традиционную линейную тактику, что и предопределило исход сражения. Но дело в том, что на самом деле линейную тактику нарушил… капудан-паша Эски-Гассан! Бравируя, Гассан выдвинулся на флагманском корабле в авангард, ведя за собой остальные корабли. Если бы он находился согласно правилам в кордебаталии, то есть в середине своей огромной эскадры, итоги схватки были бы совсем другими: его не достали бы залпы русских орудий, и он бы мог спокойно руководить боем.

Победа у Фидониси была важна не только тем, что удалось в помощь Екатеринославской армии отвлечь противника от Очакова и не допустить его к берегам Крыма. Пожалуй, не меньшее значение имел психологический фактор: русские моряки убедились, что даже с превосходящими турецкими силами можно иметь дело – и с успехом. Эта уверенность придавала им сил в дальнейших баталиях на Черном море.

Несмотря на поражение, капудан-паша Эски-Гассан после ремонта 3 августа снова появился перед Очаковом. Для поддержки осажденных в крепости он высадил на остров Березань 400 человек, а от своей стоянки до острова расставил шебеки и бомбардирские суда.

24 августа Севастопольская эскадра вновь вышла в море, но, попав в шторм, через три дня вернулась обратно. Фрегаты «Берислав» и «Фанагория» получили повреждения, а «Кинбурн» унесло к Балаклаве, и он пришел в Севастополь лишь через неделю.

1 сентября из-под Очакова Потемкин пишет императрице: «Войновичу писал я, чтобы выдержал в порте эквиноксию. Он выходил и возвратился. Думаю, ордер мой его застанет в гавани…»

В рапорте от 9 сентября контр-адмирал Войнович сообщал о трудностях в вверенной ему эскадре: «Ветром на многих судах изорвано несколько парусов, но сему причиною и недостаток искусных матрос, как на всех судах состоит большая часть рекрут, в качке не в состоянии действовать, погода их убивает, да и прошедшей весны прибывшие, как им хорошее содержание не производится, все хворают».

Между тем осада Очакова шла вяло и неудачно. В момент открытия осады крепость не в состоянии была долго противостоять деятельной, энергической атаке. А Потемкин именно на это и не решался. Он долго ограничивался рекогносцировками и разными приготовлениями к решительным действиям. Его тревожили нарочно распущенные турками слухи о минах, заложенных французскими инженерами, и он поджидал из Парижа подробных планов крепости со всеми минными галереями, не жалея на это издержек. Князь считал вероятным, что турки сдадут крепость на капитуляцию без кровопролития. «Я на камушке сижу: на Очаков я гляжу», – осмеивал бездействие князя Суворов. Однако мысль, что все лавры за взятие Очакова могут достаться Суворову, не давала Потемкину покоя. «Он все себе хочет заграбить!» – с досадой говорил он.

А капудан-паша Гассан постоянно имел сообщение с крепостью при помощи флота, «прилип к ней как банный лист», писал князь Румянцеву, или «как шпанская муха», сказано в письме императрице. Туркам неоднократно удавалось высаживать войска для усиления очаковского гарнизона – к концу года он разросся до 15 тысяч.

11 сентября

Матушка Всемилостивейшая Государыня… В Очакове, по несчастью, много запасено всего.

Я ездил на сих днях реко[г]носировать крепость к воде и нашел больше ее укрепленную, нежели чаял.

Севастопольский флот весь вошел в гавань, и фрегат «Покров Богородицы» к ним пришел. Только греки крейсируют, не потерпели они…

…прикажу и Войновичу итить и соединенно, призвав Бога в помощь, атаковать флот Турецкий. Лишь бы он не ушел. Они все морские силы, узнав, что мы заняты на севере, ведут в Черное море. Естли бы были пушки, страшный бы флот устроил я на весну. Пушек недостаточно, да на наличные по калибру нету. Я беру во всем Государстве. Надобно, матушка Государыня, вперед иметь сего достаточный запас, а то и порохом скудны…