Валерий Соловей - Кровь и почва русской истории

Не вполне состоятельная идея качественного превосходства русской восточной (азиатской) политики над восточной политикой Запада, легитимировавшая миф особой миссии России на Востоке, легко и органично вошла в «золотой фонд» отечественной мысли. Ведь русский национальный дискурс изначально содержал представление о потенциально глобальном характере русской миссии, распространяющейся не только на Запад, но и на Восток. Это убеждение было одной из последовательно сменявших друг друга культурно-исторических модификаций русского мессианизма.

В историческом опыте взаимоотношений с Востоком отечественные интеллектуалы обнаруживали еще одно важное специфическое доказательство родства России с Европой – идею России как щита цивилизации от монголо-татарского нашествия и варварских орд с Востока. Хотя авторство мысли о кочевом варварстве как историческом враге цивилизации принадлежало Западу, в русском национальном дискурсе она стала, с одной стороны, оправданием и объяснением технологического и культурного отставания России от Запада, с другой, фигурой морального упрека «неблагодарному Западу», не оценившему русский подвиг спасения европейской цивилизации и даже пытавшемуся воспользоваться временной слабостью России для ее порабощения.

Нелепость требования, чтобы мораль служила политикообразующим фактором, ярко высвечивает классическую психоаналитическую подоплеку русской интеллектуальной реакции на западное доминирование. Комплекс неполноценности порождал комплекс превосходства: актуальное неравенство России и Запада компенсировалось убеждением в моральном превосходстве России и идеей ее глобальной миссии.

Хотя для русского просвещенного общества дифференциация России от Востока служила убедительным доказательством ее родства с Европой, Россия настолько явно «выламывалась» из общего строя европейских государств и народов, что это требовало, как минимум, объяснения. Проще всего решение данной проблемы далось последовательным западникам, обнаружившим источник фундаментальных различий между Западом и Россией в отечественной истории: у русских не было опоры на греко-римское наследство, а преимущественная связь с ориентальной по природе Византией изолировала Россию от Европы; изоляция и ориентализация России были усилены татарским господством; все это и породило сомнения в европейской идентичности России. В таком ракурсе Россия оказывалась «недоразвитой», сбитой с «магистрального пути» Европой, которую Петр I решительно вернул в правильную колею. Нетрудно заметить, что логика и аргументация западничества в основном сохранились вплоть до сегодняшнего дня.

Не столь интеллектуально разработанная доктрина «официальной народности», не сомневаясь в европейскости России, делала главный акцент на дуализме самой Европы, где Россия принадлежала миру «подлинной» Европы, противопоставленной Европе «ложной». Более того, Россия была если не единственным, то главным гарантом сохранения «подлинной» Европы и, в этом смысле, носителем провиденциальной миссии.

Близкую позицию занимали славянофилы, в понимании которых Россия принадлежала другой Европе – той, которую потеряли (или так и не обрели) европейцы - Европе подлинно христианского духа любви, смирения, братства. Россия, сохранившая все эти качества в православии и специфически русском типе социальных связей (общинность, соборность, неполитизированность народа), составляла альтернативу Европе атеизма, рационализма, «язв» пролетарства и буржуазности. Как и в случае с «официальной народностью» мы обнаруживаем оппозицию «истинной» и «ложной» Европы, где первая представлена, по точной и глубокой характеристике крупнейшего исследователя славянофильства А.Валицкого «консервативной утопией», а вторая – актуальной Европой.

Точно так же для славянофилов был характерен мессианизм: убеждение в способности России собственным «духоподъемным» примером спасти Европу от ее «болезней». Однако – и это очень важно помнить – в перспективе славянофильства и «официальной народности» русская уникальность рассматривалась в европейском контексте. Россия была не альтернативой Европе, а альтернативой внутри Европы.

Уверенное признание России европейским государством, а русских – европейским народом составляло доминантную черту ментальности российского правящего сословия и отечественных образованных классов на протяжении XVIII - начала XX вв. Единственное значимое исключение в этом отношении составлял не Николай Данилевский с его magnum opus «Россия и Европа», а так называемые «восточники» - небольшая маргинальная группа русских интеллектуалов 80-х годов XIX в. Хотя их взгляды оказались в густой тени евразийцев, идеи о России как исторической преемнице империи Чингис-хана, о ее принадлежности миру Азии, а не Европы впервые были сформулированы именно «восточниками». Они не были услышаны на исходе XIX в. по причине вестерноцентрической ориентации русской интеллектуальной и культурной жизни.

На протяжении XIX - начала XX вв. в русском дискурсе о Западе сохраняла силу основополагающая оппозиция «истинного» и «ложного» Запада, в которую конкурировавшие политико-идеологические, интеллектуальные группы и течения вкладывали различный смысл. Получивший опыт европейской эмиграции Александр Герцен соглашался со славянофилами в «ложности» Европы буржуазного развития, обнаруживая «истинную» Европу в социальной перспективе французского утопического социализма; правительственные и внеправительственные консерваторы отвергали «ложную» республиканскую и атеистическую Европу во имя «подлинной» Европы христианских монархий и аристократического порядка; отечественные либералы, наоборот, связывали «подлинность» с демократией, республиканизмом, рационализмом и социальными реформами в противовес исторически отжившим династическим консервативным режимам и косной религии; российские радикалы и экстремисты полностью ниспровергали актуальную, современную им Европу во имя будущей Европы социальной революции. Однако вне зависимости от того, как и кем проводились разграничительные линии, вне зависимости от связи русских интеллектуальных представлений и символов Запада с европейскими реалиями, в любой из модификаций оппозиции «истинное - ложное» Россия соотносилась и неразрывно связывалась с Европой, что утверждало ее принципиальную принадлежность к Западу.

Даже радикальная попытка Николая Данилевского преодолеть фундаментальное противопоставление Запада и Востока утверждением о России как не принадлежащем ни Европе, ни Азии отдельном и целостном естественно-географическом регионе, в конечном счете, признавала расовое и культурно-историческое родство России и Европы. Данилевский, отождествлявший языковой и расовый критерии, относил славянские народы и «романо-германский цивилизационный тип» к арийской лингвистической семье. Россия и Европа объединялись им по принципу превосходства над всем остальным – небелым, неарийским – миром. Современным языком можно сказать, что Данилевский относил Россию и Европу к Северу, который противопоставлял Югу.