Ирина Карацуба - Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов

События на фронтах, военные операции и действия полководцев «расписаны» в учебниках и «нарисованы» в атласах. Однако появившиеся за последнее время научные работы и масса интереснейших публикаций по истории белого движения заставляют вновь задуматься над тем, почему все-таки победили красные и не было ли альтернатив братоубийственному конфликту. Важно также, какова была «цена» Гражданской войны — в смысле не только материальных и людских потерь, но и влияния на последующее развитие страны.

Белые правительства утверждались на периферии страны, и это имело свои основания. Именно там находились крупные морские порты, жило более свободное и более зажиточное крестьянство, на окраинах располагались казачьи войска с их военной организацией и выучкой и «инородческое» население с особым укладом и традициями, делавшими их невосприимчивыми к влиянию большевизма. Но одновременно все это являлось минусом, т. к. делало необходимыми «ответ» советскому решению «аграрного вопроса», гибкую политику в отношении национальных окраин, затрудняло согласованные военные действия. К тому же большая часть промышленности находилась в центре страны, куда сходились и основные коммуникации. Колчаковская Сибирь, к примеру, располагала лишь 10,5 % всех российских фабрик.

Вопреки пропагандистским утверждениям большевиков о страшной «белогвардейской диктатуре», на деле у белых диктатуры в чистом виде — как военной, так и гражданской — не было. Деникину приходилось считаться с «Всевеликим войском Донским» и Кубанской радой; Колчаку — со своевольными атаманами; у обоих не было четко работающего аппарата власти на местах.

Красная бюрократическая элита, свободная от традиций царской управленческой системы, оказалась гибче своих соперников. Большевики, пришедшие к власти под лозунгом «вся власть Советам», столкнувшись с рутинными проблемами управления, быстро создали мощную «властную вертикаль», а посулив «инородцам» право на самоопределение, сумели реально сохранить великодержавие. В 1918–1920 гг. стала складываться система взаимоотношений большевистской партии и государства, которая сохранилась до последних лет советской власти. Руководящую роль в госаппарате играла партия. Высшее партийное руководство (Политбюро, Оргбюро, Центральный комитет) переводило партработников на другую должность или перемещало в другую губернию; проводниками политики партии были все высшие и центральные ведомства. Под непосредственным контролем ЦК РКП(б) работал Реввоенсовет, по партийным директивам действовали политотделы и военные комиссары в армии и партячейки в других учреждениях. Были ликвидированы небольшевистские профсоюзы, а оставшиеся становились с 1919 г. обязательными для рабочих и служащих. Летом 1919 г. Ленин уже говорил о «диктатуре партии как основе советского строя».

Другие партии вытеснялись из политики. 14 июня 1918 г. ВЦИК исключил из своего состава эсеров и меньшевиков. К концу года они были выведены из местных Советов, хотя сами партии не были запрещены, как и партия левых эсеров после странного «мятежа» в июле 1918 года. Эти и более мелкие партии (максималисты, революционные коммунисты, социал-демократы интернационалисты) теряли членов не только из-за репрессий, но и из-за разочарования масс в их деятельности, и по материальным причинам: единственным «работодателем» осталось государство.

Продразверстка оказалась более эффективной, чем репрессии, Продармии и усилия комбедов в деревне. Национализация промышленности (в 1918 г. — крупной, в 1920 г. — всей) вызвала к жизни систему из 50 главков, руководивших деятельностью 37 тыс. предприятий, централизованно распределявших сырье, топливо и выработанную продукцию. Жизненной корректировкой этих порядков был сохранявшийся «черный рынок», где обыватель мог обменять, например, свою пайковую морковь на мерзлую лошадиную ногу, а администрация предприятия — добыть недостающие детали для станков. Этот «военный коммунизм» позволил сохранить промышленность от окончательного развала, худо-бедно обеспечить снабжение армии и городского населения, т. е. около 40 млн человек.

Одновременно вырос громадный бюрократический аппарат из 4 млн совслужащих, среди которых были свои «низы» и пользовавшиеся привилегиями «верхи». Анкеты сотрудников центральных органов власти по переписи 1918 г. показали, что чиновники царских министерств, губернских учреждений, дореволюционных частных и общественных организаций составляли среди них более половины, а в хозяйственных ведомствах — от 70 до 100 %. К старым бюрократам добавлялись «выдвиженцы» из рабочих, крестьян и красноармейцев с партбилетом и «начальственным» образованием.

Белые режимы оказались в экономической сфере не на высоте. Они не стремились «восстановить власть помещиков и капиталистов», как многие годы толковали советские учебники истории: предполагалось восстановить широкое местное самоуправление, сохранить профсоюзы, развивать приоритетные отрасли промышленности (с введением государственного контроля за производством в интересах народного хозяйства), провести финансовые реформы. В Сибири белое правительство начало крупномасштабные проекты реконструкции Транссиба (с помощью «межсоюзнического железнодорожного комитета») и освоения Северного морского пути, что позволило бы объединить северный и восточный белые фронты. Однако, несмотря на поддержку промышленников и кооператоров, финансовая стабильность белыми правительствами не достигалась. Повышение налогов и сильнейшая инфляция свели на нет «приход» от разработки шахт Кузбасса и развития золотодобычи. Зависимость от импорта и ничтожный экспорт не помогали стабилизировать бюджеты. Денационализация фабрик и заводов и введение свободы торговли не остановили спад производства на Урале — во многом по причине бездеятельности и своекорыстия управителей заводов.

Возможно, правы те историки, которые считают, что белогвардейским лидерам для успеха достаточно было сосредоточить силы в одном регионе и превратить его в альтернативный «Совдепии» образец государственного и социального устройства. Но для этого надо было отказаться от имперских представлений о «единой и неделимой» России со столицами в Москве и Петрограде, что было для белых вождей неприемлемо. Перевеса сил, необходимого для наступления, не было. К февралю 1919 г. белые армии располагали на юге 92,5 тыс. штыков и сабель; на Восточном фронте — 140 тыс., на западе и севере — 116,5 тыс.; тылы белых фронтов насчитывали 188 тыс. чел., все вместе это составляло 537 тыс. чел. Красная же Армия насчитывала в своих рядах три миллиона бойцов.

Когда регент Финляндии генерал Карл Маннергейм в начале 1919 г. предложил двинуть на Петроград 100-тысячную армию, требуя за это признания независимости страны, самоопределения Карелии и Олонецкой губернии, Колчак категорически от помощи отказался. Колчаковский министр внутренних дел В. Н. Пепеляев на просьбе бурят о самоуправлении наложил резолюцию: «Выпороть бы вас!»