В.Г. Макаров Array - Генералы и офицеры вермахта рассказывают.

Вопрос: Как вы поступали с населением уничтожавшихся населенных пунктов?

Ответ: Население, подлежавших уничтожению советских населенных пунктов, было заранее эвакуировано тыловой службой 9-й армии.

Вопрос: Какие награды вы получали, будучи на германо-советском фронте?

Ответ: За участие в боях на Восточном фронте я был награжден Немецким крестом в золоте [408] . Рыцарским крестом с дубовыми листьями и мечами к ним [409] . Всего я имею 16 наград.

Вопрос: При каких обстоятельствах вы были пленены частями Красной Армии?

Ответ: Вечером 30 апреля 1945 года генерал Кребс отправился к русскому командованию с предложением о перемирии. Когда 1 мая того же года Кребс возвратился и сообщил о том, что русские отказались от перемирия, а потребовали безоговорочной капитуляции германских войск в Берлине, Геббельс, Кребс и Борман поручили мне осуществить в ночь с 1 на 2 мая прорыв и вывести гарнизон Берлина из окружения. Во время этой операции я убедился, что эта задача невыполнима, и в ту же ночь капитулировал с подчиненными мне войсками и сдался в плен к русским.

ВЕЙДЛИНГ

Допросил:пом[ощник] начальника 1 отд[еления] 2 отд[ела] ГУКР «Смерш» майор СИОМОНЧУК

ЦА ФСБ России. Д. Н-21146. В 2-х тт. Т.1. Л.40—47. Заверенная копия. Рукопись.

4 января 1946 г .

Москва

Перевод с немецкого

Встретиться впервые с фюрером Германии и главнокомандующим германских вооруженных сил [410] мне представился случай 13-го апреля 1944 года. В числе 12 офицеров и генералов я был вызван к Гитлеру в Бергхоф [411] близ Берхтесгадена для получения военной награды — дубовых листьев к Рыцарскому кресту [412] .

Главный адъютант Гитлера генерал от инфантерии Шмундт построил нас всех 12 офицеров в большом кабинете Гитлера и тщательно проинструктировал о том, что мы при представлении Гитлеру должны назвать ему только свою фамилию, звание и должность, добавив, что если Гитлер захочет узнать о нас больше, он сам задаст вопросы.

Вошел Гитлер. Болезненная бледность покрывала его лицо, и весь он был опухший и сгорбленный. Каждый из нас назвал себя согласно полученному инструктажу. Вручая нам награды, Гитлер ограничивался одним пожатием руки награжденному, не произнося при этом ни одного слова. Только к одному генерал-лейтенанту Хаузер, который пришел на костылях, Гитлер обратился с вопросом о самочувствии. После этого мы все уселись за большим круглым столом в его кабинете, и Гитлер выступил перед нами с получасовой речью, которая была произнесена тихим, монотонным голосом.

В первой части своего выступления Гитлер коснулся развития нашего и неприятельского оружия и вытекающей в связи с этим тактики. При этом Гитлер пересыпал свою речь различными числовыми данными о калибре, дальнобойности, толщине брони и т.д. Бросалось в глаза то, что Гитлер обладает исключительной памятью. Однако затронутые им вопросы, как мне казалось, имели второстепенное значение.

Во второй части своего доклада он коснулся политических событий. «Сотрудничество англо-американцев и русских, — заявил Гитлер, — не может быть продолжительным и успешным, так как понятия коммунизм и капитализм не совместимы». Исходя из этого положения, Гитлер, как это было видно из его речи, надеялся на благоприятный исход войны. Окончив свою речь, Гитлер встал, пожал еще раз каждому из нас руку, и мы разошлись.

Недовольным и разочарованным я покинул Берхгоф. Беседа, которая произошла после этого с генералом от артиллерии Мартинек, характеризует это настроение.

Мы задавали себе вопрос, зачем нужно было нас с фронта приглашать в Берхтесгаден. Большинство награжденных ожидало, что Гитлер использует этот случай, чтобы каждый из присутствовавших поделился опытом прошедших боев. Ведь это были опытные офицеры, которых он вызвал к себе прямо с фронта. У подлинного полководца должен был бы пробудиться интерес к их нуждам и запросам.

«Видите, вот мы и получили представление о той невидимой стене, которая огораживает Гитлера», — были слова Мартинека. «Да, ответил я, — Гитлер не может и не хочет слышать о том, как выглядит действительность. Об этом позаботилась камарилья. Иначе генерал Шмундт не поучал бы нас так тщательно, о чем мы должны говорить во время свидания с Гитлером».

«По той же причине, вставил Мартинек, очевидно, Гитлер за последние 1,5 года прекратил свои поездки на фронт, а то какой-нибудь прямой человек мог бы заявить Гитлеру, что с таким военным руководством мы никогда не выиграем войну».

Я полностью поддержал Мартинек и добавил: «Я горько разочарован в поведении Гитлера. Он не дал ориентирующего указания о нашем поведении в тех тяжелых боях, которые, по всей вероятности, предстоят нам еще в этом году. Рассуждений мы от него наслышались достаточно, но едва ли их можно использовать. Чем все это кончится?».

При совершенно иных обстоятельствах мне пришлось встретиться с Гитлером год спустя. Русское весенние наступление 1945 года на Одере началось 14 апреля. 56-й танковый корпус, которым я тогда командовал, находился на участке Зеелов—Буков, западнее Кюстрина — участок главного направления русского наступления. Вскоре после начала русского наступления, в результате исключительно тяжелых боев, произошли прорывы на правом и левом фланге, обороняемого мною участка, а также в тылу корпуса. Связь с двумя соседними корпусами и с армией была прервана. Но корпусу удалось еще вести оборонительные бои и отступать на запад до внешнего кольца обороны Берлина.

21-го апреля я направил генерал-лейтенанта Фоигтсбергер, быв[шего] командира дивизии «Берлин», для установления связи с 9-й армией. Через двое суток Фоигтсбергер возвратился из-армии обратно и с большим волнением доложил мне следующее. Армия получила сообщение, что, якобы, я со своим штабом корпуса передислоцировался в Деберитц, западнее Берлина. В связи с этим Гитлер издал приказ о моем аресте и расстреле. Фоигтсбергер подчеркнул, что он в армии указал на невероятность подобной передислокации. Привезенный им из армии боевой приказ 56-му танковому корпусу гласил, что он должен связаться с левым флангом своего соседа справа.

То, что касалось меня лично, мне так и осталось вначале непонятным, но полученное боевое задание армии заставило сильнее забиться наши сердца, так как мысль о предстоящих боях в разрушенном городе угнетала нас.

Я совместно с начальником штаба — полковником Дюфинг немедленно приступил к подготовке приказа о перегруппировке корпуса в ночь с 23 на 24 апреля. Во время этой работы начальник штаба укрепрайона Берлина — полковник Рефиор передал по телефону приказ генерала Кребса о высылке офицера штаба 56-го танкового корпуса с картой расположения частей в имперскую канцелярию. Исходя из двух причин, я решил сам поехать в имперскую канцелярию. Во-первых, я хотел узнать, в связи с чем был издан приказ о моем аресте и расстреле. Во-вторых, намеревался, если удастся, добиться того, чтобы корпус не участвовал в боях в разрушенном городе.