Андрей Буровский - «Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России

Тред-юнионизм делал примерно то же, что лассальянство в Германии. До конца XIX века в несколько приемов были реформированы парламент, местное управление, введены законы об охране фабричного труда, тред-юнионы получили окончательное право на существование и т. д. С ростом политической культуры и активной деятельности рабочих промышленники вынуждены были искать и находить новые формы руководства обществом.

Чартисты в двадцатые — сороковые годы столетия тоже думали, почти как Лассаль. Они не были сторонниками социализма, но хотели добиться всеобщего избирательного права, по крайней мере для мужчин. «Политическая власть — наше средство, социальное благоденствие — наша цель», — говорили чартисты. Тред-юнионы продолжили их линию.

Демократическая федерация профсоюзов, образованная в 1881 г., требовала всеобщего избирательного права, равенства избирательных округов, зарплаты членам парламента, аннулирования палаты лордов, трехлетнего срока полномочий каждого состава парламента. Все это было продолжением требований чартистов.

Другая часть программы партии выдвигала требования всеобщего бесплатного образования с организацией питания в школах, восьмичасового рабочего дня, государственной поддержки системы обеспечения рабочих жильем, общественных работ для безработных, налогообложения в пользу беднейших налогоплательщиков.

Третья часть программы предусматривала национализацию земель, железных дорог и шахт.

13 и 14 января 1893 г. в Бредфорде 121 делегат от Демократической федерации, рабочих клубов, тред-юнионов и других организаций образовали первую в истории Независимую лейбористскую партию. Существующая сегодня британская лейбористская партия родилась по решению Конгресса тред-юнионов в 1899 г. о создании «своей» парламентской организации.

С 1906-го до 1913 г. лейбористская партия существует полулегально: профсоюзам было запрещено заниматься политикой. Но в 1913 г. Актом о профсоюзах тред-юнионам было разрешено заниматься политической деятельностью. Условия очень демократичны: нужно, чтобы большинство членов профсоюза проголосовало за участие в парламенте, каждый мог отказаться от участия в политической деятельности, а средства нее сосредоточивались в особых фондах.

Получается, к началу XX века в Британии сложилась новая политическая структура общества. Шагами к ней стала парламентская реформа 1867 г., избирательная реформа 1884 г., легализация тред-юнионов в 1875 г., рождение лейбористской партии. Сфера любых насильственных форм социального протеста резко уменьшилась: зачем бороться за то, что уже есть? Какой дурак побежит с ружьем устанавливать «диктатуру пролетариата», если обладает совершенно законными политическими правами? Разве что маниакальный любитель пострелять в живых людей вроде Бланки.

Так же обстояло дело во всех крупных государствах Европы.

Социал-демократия взяла отдельные принципы марксистской теории, многие идеалы христианского социализма, а еще больше идей либерализма. Она настояла, чтобы распространить либеральные правила на всех членов общества, независимо от собственности и богатства.

Социал-демократия сделала так, что в начале XX века в индустриально развитых странах Запада общество сделалось намного более справедливым. Революционное движение тут же стремительно пошло на убыль.

К началу XX века цивилизация не вышла из тупика. Скорее она все глубже в этот тупик заходила. Множество опасностей висело над нею. Но вот опасность утопического социализма явственно сделалась слабее. Она практически исчезла там, где оказались решены основные проблемы XIX столетия.

Это:

• пережитки феодализма в сельском хозяйстве,

• пережитки феодализма в общественной и политической жизни,

• политическое неравенство членов общества,

• неравенство народов, религий и рас,

• отсутствие политической демократии.

Беда в том, что главные проблемы XIX века решаются не везде. Всякое государство, в котором у большинства населения нет избирательных прав, где нет способов легально и гласно решать личные и общественные проблемы, потенциально может быть взорвано изнутри — классовой борьбой своих граждан, революционной пропагандой и попыткой организовать социалистические эксперименты.

В основных странах Европы такая опасность была реальной в 1850 г., но к 1900 г. ее уже нет. Зато существует множество государств, где такая опасность очень даже есть. Конечно, это все страны неевропейского мира. И действительно, самые крупные государства Востока взорвались революциями: Мейдзи — в Японии, Синьхайской — в Китае в 1911 г., в 1906-м — в Персии, в 1908-м — в Турции. Влияние этих революций на мир пока невелико, но поистине лиха беда начало.

А кроме того, на периферии Европы есть Ирландия, Греция, Португалия, Испания, Румыния, где основные проблемы XIX века не решены. Эти страны оказывают не очень большое влияние на континент, но есть еще громадная Россия. Она оставалась полуфеодальной, а все революционные группировки в России проявляли просто запредельную агрессию. Не меньшую, чем якобинцы и коммунары.

Не случайно Карл Маркс в последние годы жизни решительно переменил отношение к России, даже выучил русский язык.

Общенациональных революций наподобие европейских 1848-го или 1871 гг. в России до 1905 г. не было. Революционный процесс шел как бы тремя параллельными, не пересекающимися линиями.

Первая — национальные идеологии отделения от Российской империи. У каждого из народов — от поляков до корейцев — было свое представление о том, нужно ли выходить из Империи, и если нужно, то как именно.

Вторая — бунтарство русских туземцев, находившееся вне идеологии Нового времени. Крестьяне и городские низы осмысливали свои восстания совершенно в других категориях.

Передают совершенно потрясающий случай, когда в ходе «холерных бунтов» задержали очень неглупого крестьянского парня. Бунтовали крестьяне потому, что власти заключали больных холерой в холерные бараки… а оттуда мало кто возвращался. Парень выглядел и вел себя так, что следователи не могли поверить, будто он всерьез верил во врачей, «травящих народ» холерой. В конце концов у парня вырвалось:

— Кому мор да холера, а нам надо, чтобы вашего козьего дворянского племени не было!

К сожалению, я не могу ничего сказать о судьбе этого «бунтовщика»… Во всяком случае, ни Фурье, ни Прудона, ни других больных на голову французов он явно не читал.