Глеб Носовский - ЦАРЬ СЛАВЯН

Как мы теперь начинаем понимать, партия царевны Софьи и поддержавшие её стрельцы, были, по-видимому, сторонниками Орды и Московской Тартарии. Однако они проиграли. Петру I удалось военной силой подавить восстание стрельцов, потопить его в крови. Реставрация Орды в прежнем центре Империи не состоялась. Ясно, что в такой обстановке было не до библейских комедий. Ориентированный на Запад Пётр I перенёс столицу подальше от Московской Тартарии и начал более активно прорубать окно в Европу, дабы укрепить положение Романовых в России.

С новой точки зрения, вероятно, станут куда более понятными и события, связанные царевной Софьей, с церковным расколом, староверами, с гибелью боярыни Морозовой, с реформами патриарха Никона. Как мы уже отмечали, история Никона чрезвычайно затуманена и запутана романовскими историками. А также очень интересно заново обратиться к истории царевича Алексея, сына Петра I. Не исключено, что перечисленные события так или иначе связаны с ордынской оппозицией, активно выступавшей против Романовых вплоть до разгрома «Пугачёва» во второй половине XVIII века. Например, о боярыне Морозовой известно, что многие современники уважали её за «преданность "старому православию", древнему благочестию» [56], с. 138.

Вообще, оказывается, «в конце XVII ст. … в Москве в богатых хоромах и в бедных избах, на улицах и площадях, по всем стогнам града, раздавались горячие толки и споры, суждения и рассуждения о том, как веровать, как спасти себя; толковали и спорили о правой вере, о старом благочестии и о новом нечестии… Повсюду слышались ярые анафемы друг другу…

В царском дворце (XVII века – Авт. ) копошились подземные, тайные козни, крамолы, интриги, поднимались мгновенно и мгновенно падали и погибали люди; неистовствовали стрельцы в самых внутренних комнатах Дворца, совершая убийства у самого его крыльца; неистовствовали ревнители старого благочестия в самой Грановитой полате» [56], с. 144 – 145.

Мы надеемся более подробно проанализировать бурную и сложную эпоху первых Романовых в последующих наших публикациях.

Согласно нашей реконструкции, в эпоху XIV – XVI веков, метрополией Великой – «Монгольской» Империи была Русь-Орда. В Империи был один Император – ордынский царь-хан. Ясное дело, что послы, прибывавшие в центр от имперских наместников из всевозможных провинций Империи, – из Западной Европы, Азии, Африки, Америки и т.д., – должны были выказывать хану знаки подчёркнутого почтения. Сам царь и вообще царско-ханский двор, напротив, должны были демонстрировать своё уникальное высокое положение. Такая пропасть между Императором Орды и иностранными послами безусловно отмечается многими позднейшими историками, но (поскольку они уже забыли суть дела) воспринимается как не очень понятное и претенциозное «высокомерие» русских царей-ханов. Дескать, были русские цари непомерно и в общем-то неоправданно гордыми и заносчивыми. А будто бы великие западноевропейские правители терпели, дескать, такое «нахальство» по не очень ясным соображениям. Однако скалигеровские историки уже забыли, что в ту далёкую эпоху XIV – XVI веков никаких «великих иностранных властителей» попросту не было. Были лишь подчинённые наместники Руси-Орды на местах. Управлявшие многочисленными провинциями Империи от имени единственного в тогдашнем мире Императора. И трепетно ловившие каждое его слово или жест. Поскольку были им назначены.

После раскола Империи, в эпоху первых Романовых, обычай приёмов послов и гостей как бы сверху вниз довольно долго сохранялся, но уже по инерции, не будучи подкреплённым новыми политическими реалиями радикально изменившегося, пост-«монгольского», реформаторского мира. Уровень почитания Романовых в глазах иностранцев заметно упал, поскольку теперь Романовым подчинялась только Россия. А поскольку прежняя, хотя и сравнительно недавняя, история Орды была уже предана забвению, то ритуал холодного приёма при московском дворе, просуществовал ещё некоторое время, превратившись к некий не очень понятный всем его участникам реликт старины.

Посмотрим теперь – что рассказывают старые документы о стиле царских приёмов на Руси.

И. Е. Забелин: «Обряды… которые при Московском дворе сопровождали приём гостя, ШЛИ ОТ ГЛУБОКОЙ СТАРИНЫ… Государь предварительно делал гостю церемониальный приём… В назначенный день за гостем посылали царский экипаж, великолепно убранный, карету или сани, смотря по времени года… Приёмная полата была наполнена боярами, окольничими, думными и ближними людьми, стольниками, стряпчими и московскими дворянами… Так как все эти чины собраны были для церемонии, для увеличения придворного блеска и торжественности, то в сущности ЭТО БЫЛ ТОТ ЖЕ ВОЕННЫЙ СТРОЙ, церемониальный строй чиновников и сановников. ОНИ СИДЕЛИ НЕПОДВИЖНО И ХРАНИЛИ САМОЕ ГЛУБОКОЕ МОЛЧАНИЕ, так что полата казалась пустой и был слышен малейший шорох или шёпот. ПРИХОДИВШИХ К ГОСУДАРЮ ГОСТЕЙ НИКТО НЕ ПРИВЕТСТВОВАЛ ДАЖЕ И НАКЛОНЕНИЕМ ГОЛОВЫ. Нередко это приводило в смущение, ставило в неловкое положение послов, и они, НЕ ПОНИМАЯ МОСКОВСКОГО ЭТИКЕТА, НЕ ЗНАЛИ, ЧЕМ ОТВЕЧАТЬ НА ТАКОЙ ХОЛОДНЫЙ ПРИЁМ ПРИДВОРНЫХ… Посол, отмечая в своих записках подобный приём, писал, что и он в этом случае вёл себя так же СУХО И ХОЛОДНО. Во дворце на лестнице и на крыльце (говорит Варкоч) "стояло множество бояр в лохматых шапках и кафтанах, шитых золотом. НИ ОДИН ИЗ НИХ НЕ ПОКЛОНИЛСЯ МНЕ, почему и я, с моей стороны, не сделал им никакого приветствия"» [55], ч. 2, с. 360 – 362.

Была разработана специальная многоуровневая система приёма послов и гостей. Во многих случаях их удостаивали приёма только чиновники нижнего и среднего звена. В некоторых ситуациях послов допускали к более высокопоставленным администраторам. И лишь в особых, чрезвычайных случаях послов и гостей принимал сам царь– хан [55], ч. 2, с. 363.

«Великолепие, торжественность, среди которых являлся государь в подобных аудиенциях, изумляли всякого, кто вступал в Приёмную полату. Наряд Приёмной полаты также разделялся на большой, средний и меньшой, смотря по достоинству и богатству предметов, которые были употребляемы на уборку залы… Блистающий многоценный наряд государя изумлял гостя ещё более, чем всё доселе им виденное. "С нами то же случилось", пишет очевидец (секретарь графа Карлиля – Авт. ) царской аудиенции в XVII столетии, "что бывает с людьми, вышедшими из тьмы и ослеплёнными внезапным сиянием солнца… Казалось, что яркость сияния, от дорогих камней изливающегося, спорила с лучами солнечными. Сам царь, подобно горящему солнцу, изливал от себя лучи света". Кобенцель, описывая свой приезд к царю Ивану Васильевичу, замечает, что венец, который был в то время на царе, по своей ценности превосходил и диадему его святейшества папы, и короны королей испанского и французского и великого герцога тосканского, и даже корону самого цесаря и короля венгерского и богемского, которые он видел» [55], ч. 2, с. 363 – 364. Ничего удивительного. Короны всех имперских «монгольских» провинциальных наместников той эпохи были безусловно куда более скромными, чем царско-ханский венец Великой = «Монгольской» Империи. См. на эту тему [РЕК] и ХРОН7, гл. 15:2.