Леонид Фиалковский - Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду

Командир выяснил место нашего расположения. Ранее намеченное оказалось занято другими частями. Через несколько часов повели колонну к реке и там остановились. Сказали, что располагаться будем здесь, кучно, в районе нескольких улиц, где сохранились одноэтажные дома, постройки. Но они были заняты пока воинской частью, которая должна уйти в другой район. Наступили сумерки, дома не освобождались. Мы находились на улице, мерзли.

Ночь провели возле машин, у костров. Кому удалось, устроились в машинах, летучках. В нашем южном районе города было уже тихо, выстрелов почти не было слышно. В северной части Сталинграда всю ночь шли бои.

У одного из костров грелся и вел беседу с красноармейцами представитель СМЕРШа старший лейтенант Китайчик. Вспомнил случай с красноармейцем мотострелкового пулеметного батальона Новохацким. Он среди группы пленных узнал своего земляка и расстрелял его в упор. Его отдали суду военного трибунала.

— Какая судьба красноармейца, что расстрелял земляка среди немецких пленных? — спросил я его. — Что решил военный трибунал?

— Военный трибунал его не судил. Отстоял комбат, и поддержал командир бригады. Его перевели в другую часть, и он где-то рядом служит. В бригаде оставлять его нельзя было. Рады и такому решению.

Артиллерийская часть ушла в другой район, и мы разместились в оставшихся домах и постройках. Мне выделили сравнительно небольшой одноэтажный дом из двух комнат с кухней. В большой комнате развернул медпункт, в меньшей положил носилки, комплекты и другое медимущество. В доме еще было тепло. На дрова шли остатки заборов, построек. Убрал мусор, подготовил место для приема больных. Ждать их долго не пришлось. Особенно многие нуждались в перевязках. Из землянок выходили местные жители, и их оказалось немало. Многие из них нуждались в медицинской помощи.

Жили рядом с немцами в землянках, вырытых в крутых берегах. Там было сравнительно безопасно во время бомбежек и артобстрелов. Из землянок пришли хозяева этого дома — старик со старухой. Разместились они в отапливаемой пристройке к дому. У старика было ранение в голень, развилась гангрена, немецкие врачи сделали глубокие разрезы икроножных мышц, спасли ногу и его. Не закрывался у него свищ, давно не перевязывался, рана гноилась. Обработал рану и сделал ему перевязку. Вслед за ним стали приходить и многие другие из местных жителей. У некоторых были незаживающие пулевые и осколочные раны. Нуждались в квалифицированном хирургическом вмешательстве. По возможности оказывал им медицинскую помощь. Помогли многим и продуктами.

Осмотрел источники питьевой воды. Воду из колодцев, которой пользовались немцы, местные жители использовать не могли. Для них были отдельные или брали воду из реки Царицы. Более оборудованный и полноводный колодец был под замком, водой этой пользовались только немцы. Находился несколько далековато от нас — над руслом реки Царицы. Проверить качество воды было нечем. Красноармейцы наши пили и не отравились. Решили для кухни брать воду оттуда и выставили охрану. Все из нашей роты по отделениям и взводам разместились в домах. В некоторых были и местные жители с детьми.

В районе Дар-Горы оказалось много гражданского населения. Сохранились и дома, в которых они какое-то время жили. Многих из домов в свое время выселили немцы, куда сами поселились. Часть местных жителей оставили как прислугу.

В одном из домов жили две сестры сорока и сорока пяти лет. Жили у них и немцы до окончания боевых действий. Поселился у них наш техник-лейтенант Завгородний. Через несколько дней обратился ко мне с жалобами на рези при мочеиспускании.

Оказалось, что заболел острой гонореей. Имел неоднократные контакты с младшей сестрой — хозяйкой квартиры. Его должны были направить в командировку. Сказал его командиру, чтобы пока не направляли и по какой причине. Командир изменился в лице и признался, что и он имел с ней случайный половой контакт, когда пришел проведать Завгороднего и его не оказалось дома. Еще через несколько дней ко мне обратился красноармеец Сульян и сказал, что заразился гонореей от этой женщины. Посмотрел его — он не ошибся.

Доложил командиру роты и замполиту, что трое наших людей заразились гонореей и от кого и что нужно принимать срочные меры. Командир предложил собрать личный состав и предупредить всех. Я предложил пойти с замполитом к этой женщине и предупредить ее, что от нее заразились трое наших военнослужащих, чтобы прекратила всякие связи с военнослужащими и приступила к лечению. Сказал, что при горбольнице открыт кожно-венерологический диспансер. Она в истерике назвала нас выдумщиками и рядом непристойных слов, что она здорова. Она могла и не знать о своем заболевании. Предложили принести справку из кожно-венерологического диспансера. Справку не приносила. Больные прошли курс лечения.

Произошел удивительный случай, героем которого стал красноармеец Пупынин. По натуре своей он искал и находил приключения. Решил раздобыть трофеи и обшаривал землянки вдоль реки Царицы. В одной из землянок напоролся на группу немцев, которые уже не воевали и сдаваться в плен боялись. Разные были потом версии, как это он сделал, а пришел в расположение роты с пятью пленными немцами. Впереди шел один из них с навешенными автоматами на шею, остальные за ним. Замыкал шествие сам Пупынин с карабином наперевес. Впечатляющее было зрелище, когда он их привел в расположение роты. Немецкий язык он не знал, они, видно, не знали русский, но все его команды из смеси каких-то только им понятных слов они выполняли четко. Немцы не сопротивлялись, были испуганы и растеряны и, возможно, рады, что их пленили и ничего плохого им не сделали.

Взяли их под стражу и на грузовой машине отправили в штаб бригады. Пупынин ходил героем, каждый раз рассказывал с новыми подробностями то, что было и не было, как он их взял в плен. С каждым разом рассказ получался все более героическим. Через какое-то время он предложил мне выбрать из кучи часов одни, которые отобрал у пленных немцев. Решил мне сделать подарок за «заслуги», которые, как он выразился, я оказал ему в прошлом. Как бы то ни было, он уже мог проколоть дырку в гимнастерке для «Славы» любой степени.

После обеда зашли ко мне Манько и Наумов посмотреть, как я устроился, и изъявили желание разместиться у меня. Манько я был рад, а хорошее настроение не позволило отказать Наумову, хотя его соседство никогда не радовало. Для Манько принесли кровать и поставили в меньшей комнате, где стояла и моя кровать, для Наумова отвел кушетку в большой комнате. Опять мы стали жить вместе, как и прежде. Весь день ходили на прием больные.