Владилен Орлов - Судьба артиллерийского разведчика. Дивизия прорыва. От Белоруссии до Эльбы

На следующий день следов бомбежек уже не попадалось, напряженное ожидание беды ушло, тоска по оставленному дому усилилась. Навстречу все чаще и чаще стали попадаться эшелоны с войсками и техникой. Шли подкрепления, говорили, что из Сибири и Дальнего Востока. На одной из остановок из соседнего эшелона заглянули бойцы с наивным вопросом: далеко ли немцы? И, выслушав нас, бодро добавили: «Не горюйте, сейчас двинем их, скоро вернетесь». Нет, Москву не сдадут, подумал я в очередной раз, да и многие так считали. Через несколько дней доехали до Сызрани на Волге, долго стояли и затем, переехав длиннющий мост через Волгу, прибыли в Куйбышев (раньше и теперь Самара). Теперь здесь столица! Разгрузились и покинули наш товарный эшелон. Приехали к каким-то родственникам в центре города, там с удовольствием помылись с дороги, перекусили и отдохнули, подстелив пальто на полу, кто в комнате, кто в коридоре. Прослушали сводку с фронта боев. Под Москвой по-прежнему ожесточенные бои на Нарофоминском, Можайском, Волоколамском направлениях, под Калинином (Тверью). Но чувствуется, что немцев задерживают, нет, не видать им Москвы! Взрослые хлопотали о дальнейшем житье-бытье, долго, горячо и помногу что-то обсуждали с хозяевами, а я пошел посмотреть город, набережную, Волгу. Мирно, необычно, ходили трамваи, сновали по своим делам люди. На огромном песчаном пляже за набережной было пусто, никого, и неприятно намусорено. Холодный ветер носил множество обрывков бумаги и какого-то тряпья. Было неуютно, ощущение чужого города, своей ненужности здесь, и я вернулся в дом, где мы остановились. Здесь уже все решилось: мы едем дальше в Уфу, в семью Доценко, к Евгении Захаровне (тете Жене), сестре жены моего 2-го дяди, туда, где сейчас живет в эвакуации дочь моей московской тети. Билеты уже куплены, утром посадка на поезд «Куйбышев — Уфа». Переночевали и рано утром, как мне показалось, к облегчению хозяев, поехали на вокзал.

Перроны были буквально забиты эвакуированными. «Как они и мы поместимся в поезд? Как бы не остаться!» — подумал я. Подали состав на Ташкент. Толпа ринулась к вагонам. Крики, толчея, пробки на площадках, вещи засовывают в окна. Где-то разбили стекло. Но вот набитый людьми и вещами поезд отошел, на перроне стало свободней, хотя не всем удалось сесть. Вот подают и наш состав. Опять суета, крики, все стремятся к еще двигающейся площадке вагона. Мама впереди, я впритык за ней с чемоданом и сумкой в руках, за спиной вещмешок с продуктами (буханки хлеба, банка меду, крупа, еще что-то). Толчея жуткая, но вот мама уже на ступеньках, я за ней, ухватившись за поручни. Лезу, меня толкают, и чувствую, что сзади взрезают и лезут в мешок. Оглянутся невозможно. Дергаю плечами, бью чемоданом в кого-то сзади, рывком вваливаюсь на площадку и в вагон. Все места уже заняты? Удается плюхнуться на боковое место рядом с мамой, чемодан поставил между ног, вещмешок на колени. Дядя с тетей умудрились занять нормальное место. Хватаюсь за мешок, вот дырка, вытащили банку с медом! Первая потеря. Досадно, продукты на вес золота, но в такой толчее и так, слава богу, обошлось, основное в мешке осталось! Пассажиры все прибывают, заполняя собой и вещами все проходы, становится совсем тесно. «Счастливчики» залезли на 3-ю, вещевую полку и там блаженно развалились.

Кондукторша пытается остановить лезущих в вагон. Кричит: «Некуда, некуда, все забито!..» Пытается перегородить вход. Но куда там! Никто не слушает, ее оттеснили в вагон и набились в тамбур. Все! Коробочка переполнилась. Кто-то хнычет на ступеньках вагона, но влезть некуда. Раздался гудок паровоза, и мы тронулись. Постепенно все утряслось и стало свободнее, можно повернуться и пристроиться поудобнее. Я наспех зашил прореху в мешке предусмотрительно захваченной иголкой с ниткой (всегда хранилась в шапке) и затем перекусил всухомятку куском черного хлеба с кусочком колбасы. Под стук колес, обняв вещмешок, я заснул, просыпаясь от сильных толчков и неудобного положения. Утром прибыли в Уфу.

Захватив вещи, мы вышли на пристанционную площадь Уфы к трамвайной остановке. Ждали довольно долго, но вот пришел трамвай, такой же, как московский, сели и медленно поползли в гору к центру города. Площадь в центре, где мы слезли, была завалена множеством ткацких станков, эвакуированных с фабрики, кажется, из Белоруссии. Они лежали довольно долго, 1 или 2 месяца, пока им подготовили помещение. Дом, в котором жила семья Доценко, оказался недалеко, и вскоре мы были уже у них на квартире. Обычная при приезде суета, расспросы, знакомства прошли быстро. Мы с облегчением свалили вещи в довольно большом коридоре, помылись, поели (каша, хлеб, чай) и расположились отдохнуть. Уже в товарном эшелоне я начал испытывать скудость пищи, еще не голод, но частое желание еще бы поесть, которое глушил кружкой воды. Но, когда меня спрашивали, наелся ли я, всегда отвечал «да, да», «конечно» и т. п., понимал, что при скудном карточном пайке рассчитывать на большее неприлично. Слегка позавидовал своей двоюродной сестре, которая жила здесь с июля и уже ходила в школу (вот бы мне снова сесть за парту, пусть и не в своей школе!).

Надо было определяться с устройством на новом месте (работа, жилье, карточки на продукты!), и тетя с дядей уже на другой день приезда пошли в республиканское Земельное управление для трудоустройства. Я также отправился на поиски (ведь токарные и слесарные навыки получил!). Поблизости обустраивался цех какого-то эвакуированного авиационного завода. Мне сказали, что меня могут взять попозже, но общежития пока нет, и этот вариант отпал. Недалеко я обнаружил авиационный техникум. Там давали небольшую стипендию, рабочую(!) карточку и возможность подработать, но опять: «пока» нет общежития. Тогда я просто побродил, как в Москве, по городу и ни с чем вернулся домой. Там мама с тетей Женей готовили обед и что-то обсуждали.

После скудноватого обеда я задумался: что дальше делать? На душе было тоскливо, очень хотелось домой, в Москву.

В один из дней поиска работы я, никому ничего не сказав, пошел в военкомат и попытался записаться в добровольцы. С начала войны это было довольно массовым явлением, хотя к осени стало затихать, так как все уже как-то определились. В военкомате было много народу, но они толпились только у определенных дверей. Чувствовалась какая-то казенная атмосфера, и было ощущение, что ты лишний. Я не захотел никого расспрашивать и выбрал кабинет, около которого никого не было, постучал и вошел. За столом сидел пожилой военный, и я протянул ему паспорт с комсомольским билетом и довольно сбивчиво стал излагать свою просьбу. Сказал, что попал с мамой в эвакуацию (надо было ее вывезти), а теперь хочу на фронт под Москву. Он посмотрел документы, задал несколько вопросов, затем встал и стал расхаживать по кабинету, о чем-то думая. Потом резко повернулся ко мне, отдал документы и заявил, что я еще не дорос, что еще успею, а пока «иди, береги маму и ищи брата». Я с непонятным облегчением покинул военкомат.