Владимир Бешанов - 1945. Год поБЕДЫ

Через день выяснилось, что в полку одна моя пушка со «студером», радиостанция и штабная машина. Остальные из тех, кто уцелел, избрали другие направления, потому что всем вместе выбраться было невозможно».

Казалось, советская оборона вот-вот рухнет: все армейские и фронтовые резервы были израсходованы. По свидетельству С. М. Штеменко, командующий фронтом позвонил по телефону Сталину и спросил, не стоит ли его войскам и, в крайнем случае, штабу отойти на левый берег Дуная, чтобы не потерять управления:

«И. В. Сталин выслушал соображения командующего 3-м Украинским фронтом, немного помедлил и ровным голосом сказал примерно следющее:

— Товарищ Толбухин, если вы думаете затянуть войну еще на пять-шесть месяцев, то, конечно, отводите свои войска за Дунай. Там, безусловно, будет потише. Но я сомневаюсь, что вы так думаете. Поэтому обороняться следует на правом берегу реки и вам со штабом надо быть именно там. Уверен, что войска с честью выполнят свои нелегкие задачи. Нужно только хорошо ими руководить».

Тогда Толбухин предложил ввести в сражение 9-ю гвардейскую армию, которая за день до этого была передана в состав фронта. Но и в этом ему было отказано. Специальной директивой Ставка запретила втягивать армию Глаголева в оборонительные бои и приказала войскам 3-го Украинского фронта, измотав противника, не позднее 15–16 марта самим перейти в наступление севернее озера Балатон. Однако без помощи маршала не оставили: к утру 10 марта на позициях кавалерийского корпуса развернулась 209-я самоходно-артиллерийская бригада, направленная с 2-го Украинского фронта, — еще три полка СУ-100. 5-я воздушная армия получила задачу на совместные действия с 17-й воздушной армией.

10 марта ситуация ухудшилась в связи с вводом немцами в бой в полосе 1-го танкового корпуса СС 23-й танковой дивизии. Она заняла оборону по западному берегу канала Шарвиз, а «Гитлерюгенд» и «Лейбштандарт» ударили на Озору и Шимонторнья, в районе которых находились переправы через канал Шио. Советские кавалеристы, подоспевшая 202-я стрелковая дивизия и полки СУ-100 в течение двух суток отбивали все атаки. Однако в ночь на 13 марта эсэсовцам удалось переправиться через канал, занять Шимонторнья и образовать плацдарм на южном берегу, создав непосредственную угрозу выхода в тыл 57-й и 26-й армий. Еще один плацдарм западнее Мезокомаром неожиданной атакой захватил 1-й кавалерийский корпус генерала Густава Хартенека.

Одновременно в полосе 27-й армии части 3-го танкового корпуса нанесли удар вдоль берега озера Веленце и 10 марта вновь прорвали оборону 1-го гвардейского укрепрайона. В ярости Толбухин приказал соединение расформировать, а его личный состав передать на укомплектование стрелковых дивизий. Для прикрытия образовавшейся бреши генерал Трофименко бросил 78-ю стрелковую дивизию и 181-ю танковую бригаду 18-го танкового корпуса, а Толбухин — 23-й танковый корпус — 36 «тридцатьчетверок» и 11 тяжелых САУ, который был усилен 207-й самоходно-артиллерийской бригадой — 63 единицы СУ-100. Утром 11 марта немецкие танки атаковали их позиции большой массой, имея впереди «королевские тигры». Оборона стрелковых частей была смята, и они, традиционно бросив самоходки без прикрытия, отошли на 1,5–2 километра. На пути немецкого клина насмерть встал 1011-й самоходный артполк. Он почти весь сгорел в бою, записав на свой счет 38 уничтоженных танков противника. Несколько атак отбили «тридцатьчетверки» из корпуса Ахманова.

Советская пехота, состоявшая в основной массе из призывников, набранных на оккупированных территориях и бывших «восточных рабочих», была плохо обучена и неустойчива.

Из наблюдений старшего лейтенанта П. В. Злотова:

«Пехота на этом участке была еще трусливее. Как только противник откроет автоматный огонь по нашим траншеям, все выскакивают из траншей: винтовку за ремень волоком и, согнувшись, убегают прочь, хотя траншеи откопаны в полный рост и в них абсолютно неопасен автоматный огонь. Тогда командиры взводов, рот берут колья и с превеликим матом лупят их по плечам и задницам, загоняя обратно в траншеи. Но напрасно: пока противник стреляет, не загнать — их бьют, они молчат. Могут насмерть убить — не встанут, а как только прекратится огонь, сами возвращаются в траншею. Причем при беге многие получают ранения от огня противника. Это последнее пополнение, полученное из освобожденных западных областей Украины: все пожилые, с усами-скобами». Правда, Злотов особо отмечает и другой контингент — призыв 1944 года, когда на войну стали брать семнадцатилетних: «Но что за бойцы были в роте? Сначала мы думали, что это девочки-пионерки: маленькие росточки, шинели до пят, голосок девичий. Но когда встретились, узнали, это были все же ребята, всем по шестнадцать-семнадцать лет, все с автоматами. Старики пугались выстрелов, сидя в траншеях, а дети в полный рост идут на опытнейшего противника и прогоняют его со сравнительно небольшими потерями. Дети храбрее, потому что они честнее».

Доктор Геббельс воскресным вечером 11 марта заглянул в бункер к Гитлеру, чтобы отчитаться о своей поездке в Лаубан и вместе помечтать:

«Наше наступление в Венгрии дает медленные, но верные результаты. В общем и целом развитие событий там можно назвать благоприятным, мы существенно продвинулись вперед. Мы также продвинулись вперед у озера Веленце, так что теперь можно говорить о действительно крупном наступлении…

Фюрер считает, что отныне нам надо широко пропагандировать идею мести Советам. Мы должны теперь бросить свои наступательные силы на восток. На востоке решается все. Советы должны расплачиваться кровью за кровь; тогда, возможно, удастся образумить Кремль. Наши войска теперь обязаны выстоять и преодолеть страх перед большевизмом. Если мы действительно перейдем к массированному наступлению, то добьемся успеха, о чем свидетельствует развитие событий в Венгрии, которое фюрер считает весьма многообещающим. Остается надеяться, что таким оно будет и в дальнейшем.

Итак, наша цель должна была бы заключаться в том, чтобы погнать Советы на востоке назад, нанося им самые тяжелые потери в живой силе и технике. Тогда Кремль, возможно, проявил бы больше уступчивости по отношению к нам. Сепаратный мир с ним, конечно, радикально изменил бы военное положение. Естественно, это не было бы достижением наших целей 1941 года, но фюрер все же надеется добиться раздела Польши, присоединить к сфере германского влияния Венгрию и Хорватию и получить свободу рук для проведения операций на западе. Такая цель, конечно, стоит усилий. Закончить войну на востоке для развертывания операций на западе — какая прекрасная идея! Поэтому фюрер также считает, что следует проповедовать месть по отношению к Востоку и ненависть по отношению к Западу. В конце концов, именно Запад вызвал эту войну и довел ее до таких ужасных масштабов. Ему мы обязаны нашими разрушенными городами и памятниками культуры, лежащими в развалинах. И если бы удалось отбросить англо-американцев, имея прикрытие с востока, то, без сомнения, была бы достигнута цель, состоящая в том, чтобы на все времена вытеснить Англию из Европы как нарушителя спокойствия.