Антон Первушин - 108 минут, изменившие мир

Но надежда выйти на связь с «Весной» была. Радиостанция в Хабаровске передавала вальс «Амурские волны», на фоне которого звучали телеграфные позывные «ВСН» с интервалом в полминуты.

Космонавт слышал далекую музыку, но голосовой контакт установить не получалось. Тем не менее Юрий Гагарин терпеливо повторял:

– «Весна», я «Кедр». Как слышите меня? Прием. «Весна», я «Кедр». Вас не слышу. Как меня слышите? Прием. Чувство невесомости интересно. Все плавает. Плавает все! Красота! Интересно. «Заря-3», «Заря-3». На связь. Как слышите меня? Прием.

В 9:26 сквозь шумы и потрескивания прорезался голос Михаил Карпенко:

– «Кедр», я «Заря-3». «Кедр», я «Заря-3». Человеческий голос обрадовал Юрия Гагарина. Он заторопился:

– «Заря-3», я «Кедр». Как меня слышите? Прием. «Весну» не слышу, не слышу «Весну». Самочувствие хорошее, настроение бодрое. Все нормально. Полет продолжаю. Невесомость проходит хорошо. В общем, весь полет идет хорошо. Что можете мне сообщить? Прием.

Михаил Карпенко:

– «Кедр», я «Заря», слышу вас хорошо.

Юрий Гагарин повторил очень тщательно, почти по слогам:

– «Заря-3», я «Кедр». Полет проходит успешно. Чувство невесомости нормальное. Самочувствие хорошее. Все приборы, все системы работают хорошо. Что можете сообщить мне? Вас слышу отлично.

Михаил Карпенко подтвердил, что понял космонавта:

– «Кедр», я «Заря-3». Слышим вас хорошо. Приборы работают нормально. Самочувствие нормальное.

Юрий Гагарин:

– Что можете мне сообщить по полету? Что сообщить мне можете? Прием.

Юрий Гагарин настаивал на ответе, поскольку надеялся, что данные по элементам его орбиты уже поступили и он может вздохнуть спокойно. Кроме того, он ожидал услышать хоть какие-то указания от «Двадцатого» – Сергея Павловича Королева.

Алексей Леонов, который должен был передать ему эту информацию, оказался в затруднительном положении. КВЦ пока не прислал никаких данных, а брать их «с потолка» не имело смысла. Поэтому Леонов решил сказать Гагарину, что все находится в пределах нормы.

Изображение Юрия Гагарина в полете, полученное камерой комплекса «Селигер»

На самом деле параметры орбиты были уже известны. Уже через семнадцать минут после старта «Востока» баллистическая группа КВЦ представила их директору НИИ-4 генерал-лейтенанту Андрею Илларионовичу Соколову. Тот позвонил в ТАСС и на радио, где дежурили его офицеры, каждый с тремя запечатанными конвертами [206], распорядился вскрыть первый и вписать туда имя космонавта и фактические данные об орбите. Как водится, эти данные были тут же названы «расчетными» – скрывать правду о проблемах стало привычным, даже естественным делом. 9:27

Михаил Карпенко:

– «Кедр», я «Заря-3». Указаний от Двадцатого не поступает, не поступает. Все нормально.

Юрий Гагарин:

– Понял вас, от Двадцатого указаний не поступает. Сообщите ваши данные о полете! Привет Блондину!

«Блондином» в отряде космонавтов называли как раз Алексея Леонова. Но ответа не последовало, и Гагарин продолжил излагать свои текущие впечатления:

– Открыл светофильтр «Взор». Вижу горизонт, горизонт Земли выплывает. Но звезд на небе не видно. Земная поверхность. Земную поверхность видно в иллюминатор. Небо черное, и по краю Земли, по краю горизонта такой красивый голубой ореол, который темнее по удалению от Земли.

Михаил Карпенко:

– Как слышите меня? Юрий Гагарин:

– «Заря-3», я «Кедр». Вас слышу хорошо. Как меня? Прием… Объект вращается…

9:29

Михаил Карпенко:

– Как ваше самочувствие?

Юрий Гагарин:

– Мое самочувствие превосходное, отличное, отличное, отличное, отличное. Сообщите мне результаты о полете!

Михаил Карпенко:

– Повторите, плохо слышу.

Юрий Гагарин:

– Чувствую себя очень хорошо, очень хорошо, хорошо… Сообщите мне ваши данные о полете!

9:30

Михаил Карпенко:

– Как меня слышно?..

Но «Восток» уже вышел из зоны голосовой связи по УКВ-ка-налу, и ответа полковник Карпенко не дождался. Как не дождался Гагарин и параметров своей орбиты. Оно и к лучшему – дополнительные страхи ему были ни к чему…

Зато Юрию Алексеевичу удалось выйти на связь с «Весной» в Хабаровске. Правда, она была неустойчивой, поэтому приходилось прибегать к обмену телеграфными кодами.

На радиостанции Министерства связи в Хабаровске находился полковник ВВС Михаил Кадушкин.

В 9:46 он передал на борт «Востока» сигнал «КК», что означало «Сообщите контроль команд». Но ответа не последовало.

Через две минуты сам Юрий Гагарин появился в эфире:

– Как слышите? Передаю очередное отчетное сообщение: 9 часов 48 минут, полет проходит успешно. «Спуск-1» работает нормально. Подвижной индекс ПКРС движется. Давление в кабине – единица, влажность – 65, температура – 20, давление в отсеке – 1,2. Ручной – 155, первая автоматическая – 155, баллоны ТДУ – 320 атмосфер. Самочувствие хорошее, настроение бодрое. Землю не слышу, нахожусь в тени.

9:50

Михаил Кадушкин:

– Вас понял.

9:51

Юрий Гагарин:

– Включилась солнечная ориентация.

Это был очень важный момент. «Восток» шел над ночным полушарием, приближаясь к Америке. И солнечная ориентация в принципе еще не могла работать, однако любая система требует времени на «разогрев» и тестирование, поэтому, чтобы иметь запас на сам процесс ориентации, она запустилась несколько раньше необходимого.

Михаил Кадушкин откликнулся:

– Вас понял.

Через минуту из Тюра-Тама в Хабаровск пришло распоряжение Николая Каманина сообщать на борт, что полет проходит нормально, а орбита расчетная.

9:54

Михаил Кадушкин:

– Полет проходит нормально, орбита расчетная.

9:55

Юрий Гагарин:

– Вас понял. Полет проходит нормально.

9:57

Юрий Гагарин:

– Настроение бодрое, продолжаю полет, нахожусь над Америкой.

Михаил Кадушкин:

– Вас понял.

После этого Юрий Гагарин потерял связь с пунктами на территории СССР. Но в Тихом океане, растянувшись в цепочку от 40° северной широты до 8° южной широты с интервалами 700900 миль, его поджидали корабли «Сибирь», «Сахалин», «Сучан» и «Чукотка» – Четвертая Тихоокеанская гидрографическая экспедиция под командованием контр-адмирала Юрия Максюты. Радиосистемы этих кораблей (конечно, станции «Трал-К») могли принимать множество телеметрических данных «Востока», но руководство потребовало в первую очередь зафиксировать два параметра: пульс и дыхание космонавта. По тридцатиминутной готовности Тюра-Тама на кораблях была объявлена боевая тревога, и операторы заняли свои места за пультами. Сразу после старта пришла циркулярная телеграмма с точным указанием времени запуска, моряки замерли в ожидании.