Андрей Буровский - Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии

Как бы ни вел себя противник, какое бы сокрушительное поражение ни потерпели московиты, а у Московии всегда больше ресурс. Тевтонский орден был особенно страшен тем, что подпитывался силами всей Европы, и разбить его в одном сражении, и даже в нескольких, не означало почти ничего. А Московия «подпитывается» колоссальными территориями.

Великое княжество Литовское выигрывает многие сражения войн XV–XVI вв. Ну и что? На смену истребленным тут же подходят новые враги.

Четыре раза Иван IV пытался взять Казань; каждый раз армия, приготовленная для вторжения, гибла. Ну и что?! Всякий раз собиралась новая армия, казанские татары проиграли войну.

Если бы Стефан Баторий потерпел такое же поражение, которое он сам нанес Ивану IV, это был бы конец не успевшей начаться Речи Посполитой. А Иван IV, и теряя армии, получает полную возможность их восстановить. Останься король Речи Посполитой жив и начни он новую войну с Московией, ему пришлось бы не развивать победу, а начинать сначала.

Под Азовом Петр I теряет армию, а через год приводит новую. Под Нарвой Петр опять теряет армию. Через два года его армия отстроена и полностью укомплектована.

При этом ни один московитский царь или военачальник никогда не будет осужден за потери своих людей или за то, что вымотал их сверх всякого предела. Организация любых действий «на рывок», невероятное напряжение всех сил в краткий момент, расточение материальных ценностей, жизней и судеб — вполне в традициях московитского общества. Скорее вызывает удивление военачальник или царь, который станет поступать иначе.

Победа Московии над всей Русью-Россией — не только отдаленное историческое событие. Это выбор пути. Московия — это образ жизни, система ценностей, представления о должном и о правильном. Одним словом — это культура. Культура, которую Московия положила в основу Российской империи, та — в основу СССР.

Разумеется, в истории и самой Московии была вовсе не одна тупая азиатчина. Был рывок в эпоху первых Романовых. Фактически та Московия, о которой я писал в этой книге, кончилась в Смутное время. После Смуты появляется некая «Московия-2»… Говоря о государствах Древнего Востока, историки часто выделяют «Старовавилонское» и «Нововавилонское», или «Новоассирийское», царство. Для стран Европы такие разделения не приняты, а зря. Франция после Столетней войны — это совершенно другое общество и государство. «Новофранцузское королевство».

Точно так же и Московия при Романовых, с 1613 года, — эдакое «Новомосковское царство». На престоле сидела династия, не страдающая комплексом неполноценности. Последствия изоляции и ксенофобии удавалось быстро устранить.

Весь XVII век Русь стремительно рвалась вперед… Очень славная эпоха, время на удивление симпатичных личностей на троне и их приятных, образованных придворных. Время экономических и культурных перемен, причем исключительно к лучшему. Время, когда Русь выходит на международную арену могучей и уверенной в себе. Время создания русского флота, светской живописи, театра, исчезновения многих диких законов и обычаев [107].

Но вот что характерно: мирное созидание русского XVII века вовсе не утвердилось в народных легендах как нечто хорошее и «правкьпьное». Тем более не как героическое и славное, достойное подражания. Это — дикая «кондовая» допетровская Русь.

А вот чудовищный рывок Петра I… Результаты модернизации меньше, чем при его отце, масштаб разрушения такой, что Мамай и Тохтамыш позавидовали бы. Сломано в сто раз больше чем сделано, страна будет веками расхлебывать кашу, заваренную царем Антихристом [108]. «Зато» — все правильно. Чудовищный рывок, расточение материальных ценностей и человеческих жизней, Россия, поднятая на дыбы… Все соответствует представлениям рядового россиянина о том, как «должны» совершаться изменения, как выглядят поворотные периоды истории.

Тут тоже исторический выбор. Выбор того, что берется в прошлом за образец. Образцы москальства просты. Москальство всегда предлагает простой выход из любого, сколь угодно сложного, положения вещей. Именно в том великий соблазн русской Азии. «Чего там думать?! Трясти надо!»

Наивно думать, что если «Московии-1», «Старомосковского княжества» давно нет, то экономические, культурные и политические традиции русского Северо-Востока, Московии — только достояние истории. Если бы! Они живут, определяют отношение людей к жизни, и в этом кроется серьезная опасность для современных людей — жителей Российской Федерации. Тех, кто называет себя русскими и кого правильнее было бы называть великороссами.

Россиянин любит решать все вопросы самым примитивным способом. Он вообще не любит ничего сложного, требующего усилий. Все, для чего нужно учение, квалификация, затраты интеллекта, ему несколько подозрительно. «Простой» — это у нас до сих пор положительная характеристика человека. «Простейшее решение проблемы!» — готовно радуются люди.

А все, над чем надо еще потрудиться, люди не любят, что поделать…

Интенсивный подход к решению любой проблемы многим россиянам чужд органически, утробно. Ну просто душа не приемлет. И это обеспечивает легчайшую замену разумных, эффективных, но сложных технологий вредными, но зато очень простыми в применении.

Лев Толстой очень хорошо описывает, как помещик Левин, несмотря на самые замечательные намерения, еле-еле сводит концы с концами. Для Левина было важно, чтобы «каждый работник сработал как можно больше, и притом… старался не сломать веялки, конных граблей, молотилки, чтоб он обдумывал то, что он делает; работнику же хотелось работать как можно приятнее, с отдыхом, и главное — беззаботно и забывшись, не размышляя» [109].

В результате «он посылал скосить клевер на сено, выбрав плохие десятины… — ему скашивали подряд лучшие семянные десятины, и оправдываясь тем, что так сказал приказчик, и утешали его тем, что сено выйдет отличное; но он знал, что это происходило оттого, что эти десятины косить было легче. Он посылал сеноворошилку трясти сено — ее ломали на первых рядах, потому что скучно мужику было сидеть на козлах, под махающими над ним крыльями… Все это делалось только потому, что всем хотелось весело и беззаботно работать» [110].

Правда, словно в насмешку над самим собой, Толстой тут же выводит семью мужиков, которые ведут рациональное хозяйство и делают то, чего Левин никак не может заставить [111].

А ведь это и сейчас так. Есть великолепные работники, которых и заставлять не надо. Но их мало, а основная масса живет по нормам старого мерзкого анекдота: «Прислали в леспромхоз японскую пилу. Сунули в нее полено. Распилила.