Андрей Буровский - Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии

— Угу, блин… — сказали суровые сибирские мужики.

Сунули в нее бревно. Распилила.

— Угу, блин… — сказали суровые сибирские мужики.

И тогда сунули мужики в пилу рельсу. Сломалась!

— Ага, блин! — обрадовались суровые сибирские мужики.

После чего пошли валить лес двуручными пилами».

Что, я сказал неправду? Оклеветал русский народ? Ну-ну…

В политике эта же черта позволяет очень неплохо существовать всем, кто предлагает упрощенные решения разного уровня, от ловли зеленых «жидов» под кроватью до омовения сапог в водах Индийского океана.

В 1996 году Жириновский имел серьезные шансы стать президентом, и на 90 % — усилиями этих любителей простоты.

Что сказать? Российскую Федерацию населяет множество людей, которые просто органически, почти на уровне физиологии, не способны жить в современном мире.

Столетиями природорасточительная технология отбирала тех, что работает на рывок, снимает сливки, не задумываясь о последствиях. Веками община и государство отбирали «простых» — тех, кто меньше склонен к размышлению, анализу, сравнению, рефлексии (грешен, не помню, как полагается ругать рефлексию: «буржуазной» или «интеллигентской»? Вставьте сами нужное).

А «шибко умные», умеющие и любящие думать, склонные вычленять себя из любой общности и добиваться успеха, истреблялись поколениями, веками. Хотите тест? Попробуйте сами подумать, каковы должны быть последствия для генофонда страны, для ее перспективы на будущее. Если вы думаете, что никакого, — значит, последствия сказались и на вас.

Бытие в прочных тисках государства и «коллектива» страшно уродует людей. Мало того что человек отвыкает (точнее — смолоду не приучивается) жить сам, без подпорок государства и общины, — об этом уже сказано немало. В самом обществе утверждаются самые примитивные формы общежития, даже «вспоминаются», казалось бы, давно умершие. Защищая себя и свой образ жизни, люди придумывают самые несусветные способы идеализировать эту архаику, показать всем (и самим себе), до чего же им хорошо без свободы.

Бывший советский, нынче российский человек так привык быть несвободным, что вообще плохо понимает эту потребность и еще хуже понимает, до какой степени несвободен.

Один «невозвращенец» рассказывает историю, после которой сбежал из СССР. Сотрудник Внешторга, он долго жил в Дании и завел там роман с местной дамой. От лишних глаз они часто уезжали за город; как-то рассказчик во время свидания «засек» подозрительную машину, решил, что его выследили, и страшно занервничал.

К его удивлению, женщина ударилась в слезы.

— Я знала, что вы рабы, — плакала она, — но чтобы до такой степени… Чтобы тебя могли так перепугать этой проверкой…

Она предлагала все что угодно, любые усилия, любые деньги: только, мол, беги, пока не поздно, пока еще можешь, беги изо всех сил туда, где никто не посмеет выяснять — с кем вообще проводит время взрослый человек.

До русского впервые, в общем-то, дошло, как выглядит он сам и его поведение для западного человека. Он бежал.

«И сейчас чиновники не понимают — как это кто-то что-то произведет, продаст, купит, зарегистрирует сам, без команды. Как это кто-то получит много денег… Благие желания, искреннее стремление к реформам упираются в непонимание самой их сути — свободы и права» [112].

В системе «московско-советско-российского» мировоззрения (как сейчас модно говорить, «ментальности») так же сильна и непривычка к дисциплине.

Всякий запрет, всякая рекомендация вызывает сильнейшее отторжение — а вдруг это начальство придумало, чтобы нас в очередной раз притеснить?! В российской действительности подозрение, прямо скажем, далеко не беспочвенное. Но если мыть машину — это не необходимость, а блажь инспектора ГАИ, то ведь и соблюдение скоростного режима, и правил обгона — это тоже его вредная выдумка. Что водку вредно пить — придумали врачи, чтобы им больше досталось. А уж что надо вовремя приходить на работу — так это вовсе черное измышление начальства. И «всякий порядочный человек» просто обязан гнать по улицам города под 100 километров, напиваться до бесчувствия, опаздывать на работу и вообще быть максимально расхлюстанным. То есть бунтующим рабом.

Об этом блестяще пишет Марина Влади [113], а Карен Хьюит так объясняет одно из коренных отличий британца от россиянина: «Когда британец обнаруживает знак, запрещающий ему въехать в улочку, он рассуждает примерно так: «Я вместе с другими запретил себе въезд»… Русский же исходит из того, что это «кто-то запретил мне сюда въезжать» [114]. Ах, запрещают?! Нарушу!

Опыт жизни заставляет меня утверждать: точно так же рассуждает «русский», когда ему «запрещают» курить, обжираться, пить крепкие напитки или «заставляют» заниматься своим здоровьем и не употреблять экологически вредных дезодорантов. А! Это какой-то иностранный гад придумал, что я не должен использовать это вещество, когда я его-то и хочу использовать?! Так я же ему назло буду делать так, как привык!

Так же и с соблюдением любых правил и законов, правил общежития в любой стране.

Поведение туристов из СССР или Российской Федерации в аэропортах или в гостиницах еще недавно вызывало… сложные чувства. По крайней мере автор сих строк за границей старается по-русски не говорить и с соотечественниками не общаться.

Но ведь эта нетерпеливость, некультурность, грубость заставляют напрягаться хозяев страны. Ведь людям, которые не могут управиться с самими собой в элементарной житейской ситуации, особенно-то не доверишься и на борту терпящего аварию самолета или во время наводнения. Если они так пихаются только для того, чтобы попасть к стойке первыми, что будет, если от «пробиться к стойке» будут зависеть не «первым войти в самолет», а здоровье, сохранение имущества и жизнь?!

Отсутствие дисциплины в поведении взрослых мужчин и женщин не вызывает уважения. Тем более агрессивность. Каждой исторической эпохе свойственен свой приемлемый уровень агрессивности. Сознание многих россиян очень архаично, и сравнительно с людьми других народов (в том числе поляков, украинцев и белорусов) они агрессивны. Невероятно, неприлично агрессивны. Много Јаз мне доводилось наблюдать, как иностранцы удивляются этой агрессии российских коллег.

Как он любит, холит, пестует свою агрессивность, этот средний россиянин! И в малом, и в большом он инстинктивно стремится разделить мир на «их» и «нас». Отделиться, спрятаться от «них», скажем, закрывшись за колючей проволокой «закрытых городов» — комфортабельных и добровольных концлагерей для победителей. А если удастся — то напасть на «них», стукнуть, обидеть, уничтожить! Очень часто россиянин даже не понимает, что он агрессивен, что его поведение прочитывается как угроза.