Сергей Минаков - 1937. Заговор был

Полемизируя в оценке визита и пребывания маршала Тухачевского в Лондоне с обозревателем из монархического еженедельника «Возрождение» под псевдонимом «Амадис», Саблин выражал свое несогласие с той позицией, которую заняла определенная часть русской политической эмиграции в отношении и к Литвинову, и к Тухачевскому во время их пребывания в Лондоне. «Кстати, почему Амадис ставит в кавычки слово «маршал» перед фамилией Тухачевского? — задает он вопрос, делясь с Маклаковым своими соображениями в письме от 2 февраля 1936 г. — Нравится ли это или нет издателю «Возрождения», но Тухачевский — маршал. И таковым здесь его принимали, не забывая при этом, что он является представителем громаднейшей армии. Тухачевский посетил и лорда Свин- тона, стоящего во главе авиации. Все это были совершенно естественные визиты, и Амадис должен это понять и признать».

Как опытный политик и дипломат со стажем, привыкший к политическому прагматизму, однако в то же время как человек, ни в коем случае не примирившийся с большевизмом, Саблин и в этом фрагменте обнаруживает неприятие большевизма не столько на персональном уровне (Литвинов, Тухачевский), сколько на идеологическом и социально-политическом — как систему. Поэтому он считает, что те штрихи «западноевропейской цивилизации», которые появились в поведении высокопоставленных советских политических деятелей, прибывших в Лондон, заслуживают не только внимания, но и поощрения и приятия. Саблин, как и британское правительство, при всем неприятии советского большевистского режима, как политический прагматик не видит последнему никакой реальной альтернативы в тогдашней политической действительности 1936 г. Поэтому и то, что Тухачевский «маршал», и то, что он представитель «громаднейшей армии», и то, что именно в этих качествах его принимает британский военный министр, для Саблина вполне «естественно», и это — политическая реальность, которую следует и нужно признать. Это все как бы включает СССР, его полномочных представителей в традиционную систему политических отношений в Европе. И уже по этим признакам можно считать, что в данной ситуации СССР и его представители отходят от «большевизма», принимают европейские, «цивилизованные» правила игры. И это лишь способствует постепенной эволюции, «перерождению» СССР в «нормальное» государство. В этом же направлении Саблин продолжает и далее полемизировать и не соглашаться с «непримиримой» частью русской политической эмиграции.

«Амадис как бы упрекает Литвинова, что он шел за гробом в цилиндре и во фраке, — отмечает Саблин. — Так лучше. Литвинов многому здесь научился. Так же, как и Тухачевский». Очень знаменательный вывод Саблина: пребывание Литвинова и Тухачевского в Лондоне — это как бы «обучение» большевистских представителей, воспринимавшихся «разбойниками с большой дороги», «правилам хорошего тона», цивилизованным отношениям. Это — «обучение», «воспитание» большевизма, привитие ему, так сказать, «светских манер», приучение к европейским правилам поведения. Пребывание Литвинова и Тухачевского в «приличном обществе», в Лондоне, в «цитадели» антибольшевизма, по мнению бывшего царского дипломата, предоставляет им возможность воочию убедиться в несостоятельности большевистской идеологии «мировой коммунистической революции», что и составляло сущность большевизма.

«Наконец, советские представители за границей, — продолжает он делиться своими соображениями с Маклаковым по этому поводу, — не могут не видеть, что шансы коммунизма и диктатуры пролетариата несомненно и неуклонно падают в большинстве стран. Постановление исполнительного комитета британской рабочей партии, о котором я писал Вам в моем предыдущем письме, несомненно, открыло глаза последнему и наиболее влиятельному гастролеру Литвинову. И еще более должно оно было поразить Тухачевского». Примечательно, что Саблин усилил свои рассуждения фразой «еще более должно оно было поразить Тухачевского». Сказал это Е. Саблин неспроста.

В Западной Европе, особенно в Великобритании, у Тухачевского была репутация «революционного генерала» — идеолога экспорта «мировой революции на штыках». Эта репутация сложилась еще с 1920 г. и весьма целенаправленно поддерживалась советской пропагандой и спецслужбами в последующие годы. Поэтому вполне естественно, что Саблин считал, что Тухачевский как идеолог «революции на штыках», предполагавший, что европейский, в частности британский, рабочий класс, охваченный чувством классовой солидарности и возмущенный капиталистической эксплуатацией, ждет прихода Красной Армии и готов ее поддержать, должен убедиться в обратном. И это обстоятельство будет способствовать изменению военно-политической доктрины в руководстве Красной Армии. «Эти соображения, — подводит итог своим размышлениям Саблин, — мне думается, должны внушать советскому правительству мысль о необходимости дальнейшей перестройки народного быта, поскольку оно вообще стремится сохранить за собой высшую власть, хотя бы на время». Это первый вывод, касающийся внутренних тенденций и процессов в СССР.

Второй же важный вывод бывшего царского дипломата касается той политической позиции, которой должна придерживаться русская эмиграция в отношении СССР и визита Литвинова и Тухачевского в Лондон как неизбежных и невольных проводников этих новых тенденций в СССР. Саблин выражает удовлетворение тем, что и Литвинова, и Тухачевского принимали в Лондоне в соответствии с тем придворным и дипломатическим этикетом, с которым обычно в прошлом подходили к визитам соответствующих дипломатических и военных представителей прежней императорской России.

«Обед, на котором должен был присутствовать Дмитрий Павлович, — поясняет бывший царский дипломат весь официальный церемониал траурных мероприятий, — давался королем в честь коронованных особ, принцев крови и глав иностранных специальных делегаций, прибывших на похороны короля Георга. В тот же час вдовствующая королева давала обед дамам. Свита короля в тот же час давала обед для членов иностранных делегаций. Литвинов должен был обедать за королевским столом. Маршал Тухачевский — за свитским, вместе с высшими английскими военными. По окончании этих трех обедов все должны были объединиться в главном зале. Что и произошло». Так Саблин выражает удовлетворение тем, что все в данном случае шло по давным-давно заведенным правилам и этикету, которому должны были подчиниться и подчинились представители СССР. «И вот почему, — говорит Саблин, — национальная Россия может ожидать скорей положительных результатов от приема Литвинова, и в особенности Тухачевского, королем Эдуардом и его правительством. Лицам этим правительство оказало всяческое внимание как представителям России». Мы вновь наблюдаем, как Саблин особое значение придает личности и политическому весу Тухачевского. «Положительные результаты» для дела «национальной России», оказывается, «в особенности» зависят именно от того, что британское правительство и король Эдуард VII оказали знаки внимания маршалу Тухачевскому, а также Литвинову, именно как представителям «традиционной национальной России». Иными словами, и Тухачевского, и Литвинова в Лондоне принимали так, как будто они не представители «большевистского» СССР, а представители «национальной России».