Сергей Минаков - 1937. Заговор был

Любопытно, что фон Лампе не ставит знак равенства между «авантюристом» и «Наполеоном». Наполеона же он понимал не как революционного генерала, искренне примкнувшего к якобинцам и уже в ходе последующей эволюции революционного процесса и его деятелей превратившегося в диктатора Наполеона. Для фон Лампе Наполеон это изначально генерал, настроенный контрреволюционно и лишь временно скрывающий свою контрреволюционность. В таком смысле «новый», «русский» или «красный Наполеон» — это для фон Лампе не революционный генерал, из которого может вырасти «революционный диктатор», а уже сложившийся «контрреволюционный диктатор». Так что гадательные предположения белого генерала имели в виду не полководческие «наполеоновские» качества «красного генерала» Тухачевского, а главным образом его диктаторский потенциал. Во всяком случае, в его победоносности он стремился угадать диктаторские, «бонапартистские» мечты.

Фрагмент фразы «кто такой этот красный герой, вынырнувший из мрака неизвестности», повторюсь, позволяет считать, что, говоря о Тухачевском в двух цитированных выше дневниковых записях, фон Лампе еще не идентифицировал его как своего однополчанина. Эта фамилия пока лишь пробудила его интерес, и только следующая дневниковая запись, датированная 7 ноября 1920 г., указывает на то, что к этому времени фон Лампе уже знал, что Тухачевский — это его однополчанин.

Комментируя персональный состав Особого совещания при Главкоме Каменеве, учрежденного в ходе советско-польской войны и представленного в газетной статье «На службе у большевиков», фон Лампе записал: «Кое-кто из очень хороших моих знакомых — Зайончковский, Гиттис, Лазаревич и т. д. Да и наш семеновец Тухачевский!» Следует отметить, и это немаловажно, что фон Лампе назвал Тухачевского «нашим семеновцем». Чувство «полковой солидарности», принадлежности к «семеновской семье», пожалуй, даже подавляло в нем, убежденном белогвардейце, естественное чувство политической враждебности к Тухачевскому как «красному генералу». Похоже, фон Лампе испытывал даже что-то родственное чувству гордости за Тухачевского: хоть и «красный», но все-таки «наш, семеновец!». «Знай наших!»

Не задерживая внимания на «бонапартистских» расчетах фон Лампе на Тухачевского в 1922–1924 гг., о чем было уже упомянуто ранее и достаточно детально освещалось в моих предшествующих книгах, остановлюсь на интересе генерала к маршалу, оживившемся в связи с визитом советского военачальника в Лондон и Париж в январе — феврале 1936 г.

Фон Лампе пристально следил за публикациями в прессе. Прочитав газетную статью, откликнувшуюся на гибель Тухачевского, он, не удержавшись от комментария, написал: «Он был именем — этого уже достаточно, чтобы его ликвидация показалась полезной Сталину и его безымянному окружению».

Письмо же фон Лампе другому ветерану Белого движения генералу Н.В. Шинкаренко в июле 1937 г., в связи с расстрелом маршала, позволяет отчасти прояснить содержание таинственной встречи маршала Тухачевского 20–21 февраля в Берлине с представителями РОВС. Вряд ли такая встреча могла состояться без участия фон Лампе, руководившего II отделом РОВС (по Германии и др. близким к ней странам), находившимся в Берлине. Это касается и содержания его беседы со Скоблиным.

«Вы спрашиваете мое мнение о судьбе Тухачевского, — так начинает фон Лампе свой ответ на вопрос, заданный ему Шинкаренко. — Я думаю, что тот факт, что он и иже с ним погибли — для России благоприятен. Их победа затянула бы дело надолго. Победа Сталина (а она налицо) поведет к дальнейшему террору, так как никто и никогда в этом случае не мог удержаться на наклонной плоскости, и тогда режим дойдет постепенно до того, до чего он и должен был дойти и до чего доходил во Французской революции — до абсурда. Сам Сталин, конечно, погибнет и станет жертвой либо террористического акта, либо дворцового переворота, так как после ликвидированных им вождей осталось слишком много сочувствующих и, что главное, тех, кого можно считать к ним причастными. Само опасение за собственное существование приведет их к необходимости покончить со Сталиным. И тогда вместе с ним может пасть и режим». Полагаю целесообразным проанализировать приведенный выше фрагмент. Прежде всего следует обратить внимание на первые фразы, написанные фон Лампе: в них, как мне кажется, таится существо различий между Тухачевским и Сталиным, как это понимал белый генерал.

«Я думаю, — утверждает фон Лампе, — что тот факт, что он (Тухачевский) и иже с ним погибли — для России благоприятен. Их победа затянула бы дело надолго. Победа Сталина (а она налицо) поведет к дальнейшему террору». Начну с последней фразы, в которой и обозначено основное отличие «режима Сталина» от бывшей возможной ему альтернативы, предполагаемого «режима Тухачевского».

Для фон Лампе существо различий между этими «режимами» заключается в том, что «режим Сталина» — это «режим террора» внутри страны. В этом смысле он аналогичен «режиму Робеспьера» в Великой Французской революции. Следовательно, основное отличие «режима Тухачевского» от «сталинского» в том, что это та же советская власть, но без террора. В таком случае логика предшествующих фраз становится понятной: «Их (т. е. Тухачевского «сотоварищи») победа затянула бы дело надолго». Иными словами, такой «смягченный» коммунистический режим, несколько нейтрализовавший недовольство населения СССР, оказался бы более стабильным, а при победе Красной Армии — более сильным в оборонном отношении. Отсюда понятно и отношение фон Лампе к поражению Тухачевского. Он предпочитает победу Сталина по принципу «чем хуже, тем лучше».

Еще одна фраза, по моему мнению, обнаруживает некоторые элементы сюжетов, обсуждавшихся на встрече Тухачевского с представителями РОВС в Берлине. «Сам Сталин, — пишет он Шинкаренко, — конечно, погибнет и станет жертвой либо террористического акта, либо дворцового переворота». Похоже на то, что в ходе этой беседы высказывались, трудно сказать, какой из переговаривающихся сторон, мысли об убийстве Сталина («террористический акт») или о «дворцовом перевороте».

«Я думаю, — повторю одну из первых фраз фон Лампе в цитированном письме, — что тот факт, что он (т. е. Тухачевский) и иже с ним погибли — для России благоприятен». Автор письма следом мотивирует этот свой вывод: «Их победа затянула бы дело надолго». Из контекста фразы следует, что генерал уверен, знает, не сомневается в том, что между Тухачевским и Сталиным была борьба, политическая схватка, коль скоро он говорит о «победе» Тухачевского как об имевшей место альтернативной политической перспективе. Какое же «дело» имел в виду фон Лампе?