Андрей Буровский - Наполеон - спаситель России

Наполеон — это «бренд», за прикосновение к которому платят громадные деньги.

Письмо Наполеона Бонапарта его будущей жене Жозе­фине де Богарне, ушло с молотка на лондонском аукционе Christie's за 557 тысяч долларов (276 тысяч фунтов стер­лингов).

Зуб Наполеона Бонапарта был продан с аукциона за 22 тысячи 600 долларов США.

Настоящее письмо или подделка? Не знаю. Подлинность зуба вызывает еще больше сомнений. Не зря же появился злой анекдот:

— Это череп Наполеона.

— А этот, маленький череп? Рядом с большим?

— А это череп Наполеона, когда он был еще мальчиком.

Классический вид помешательства — объявить себя На­полеоном. Надеть на голову сделанную из газеты треуголку и объявить свой пиджак «серым походным сюртуком». И го­тово — к вашим услугам обитая войлоком палата, в которой раньше сидел «прокурор» или «головка сыра».

Культ Наполеона буквально пережил века.

Сама эпоха получила название по имени Наполеона. Напо­леоновские войны, эпоха Наполеона — понятия, известные не одним историкам. Историки спорят, считать ли итальянскую кампанию (1796-1797) и египетскую экспедицию (1798-1799) первыми «наполеоновскими войнами» или последними «революционными войнами». С одной стороны, тогда Напо­леон еще не был императором... С другой стороны, он уже командовал. С третьей — французская армия еще несла идеа­лы революции... С четвертой стороны, в Египет она уж точ­но ничего не несла, кроме штыков... Историки находят даже «с двадцатой стороны», обсуждая эту важнейшую проблему. Если даже Наполеоновские войны начинаются «только» с 1800 года, когда Наполеон стал первым консулом и импе­ратором, все равно они логически продолжают «революци­онные войны».

Было бы по меньшей мере странно, если бы страш­ная и славная эпоха не создавала своих мифов. Было бы еще более странно, если бы и впоследствии о Наполеоновских войнах не ходило бы невероятного количества самых фан­тастических мифов.

Самый распространенный и самый простой из них: «в 1812 году французы воевали с русскими». Готово, уже чистой воды мифология. В Великой армии Наполеона фран­цузами были самое большее 50%. А называют и другие циф­ры — вплоть до 30%. Армия Российской империи состояла не из этнических русских, а из всех подданных империи. Изве­стен случай, когда Кутузова спросили: отпевать ли убитого татарина вместе с православными? С одной стороны, дикое кощунство. С другой — муллы поблизости нет, а могила уже выкопана, армия на марше, и если отнести в сторону труп мусульманина, солдат Российской армии так и сойдет в эту могилу без благоуханного дыма молитвы. Кутузов подумал и велел: «Отпевать!» Отпевать вместе со всеми.

Какие уж тут национальные разборки русских с фран­цузами.

Еще один миф — массового героизма русского народа. Как появилась на границах армия Наполеона — так русские толпами кинулись спасать Отечество от супостата. Этот миф как-то слишком многого не объясняет — например, от­куда в Великой армии Наполеона взялся Русский корпус аж из 8 тысяч человек. Не объясняет он и почему многих под­данных России, воевавших у Наполеона, потом довольно легко прощали. Хотя бы кавалера ордена почетного легиона, капитана Великой армии Яна Тадеуша (Фаддея Венедикто­вича) Булгарина.

Как принято говорить в таких случаях, «все было слож­нее». И намного сложнее, чем в мифе.

Среди всего прочего считается, что Наполеон очень хо­тел погубить Россию. Ну, очень хотел, да не смог! Сил не хва­тило, массовый героизм русских помешал, гений Кутузова оказался выше наполеоновского... Даже русские холода на­зывают в числе погубителей Наполеона. Так же точно иным хватает совести называть «генерала Зиму» как главную силу, остановившую вермахт в 1941 году под Москвой. Наполеон непременно погубил бы ненавистную Россию, да тут, пони­маешь, морозы.

Реальность же в том, что никаких сильных чувств к Рос­сии Наполеон никогда не питал. Останься Российская им­перия его союзником, совсем было бы хорошо. Пришлось воевать — он и воевал, причем пока не стал проигрывать, воевал без особенной злости.

Еще реальность в том, что Наполеон не погубил Россию. Он даже не нанес России существенного вреда. Фактиче­ски Наполеон спас Россию. Может быть, и не хотел. Скорее всего, не ждал такого результата. Но что спас — это факт, тут ничего не поделать. Потому что в этот период истории для Российской империи была опасна в основном одна страна — она сама. Внешний враг мог погубить ее, расколов русское общество. А мог спасти, заставив россиян сплотиться про­тив внешнего врага.

Судя по месту, которое занимает Наполеон и наполео­новская эпоха в национальных мифах русского народа, На­полеону это блестяще удалось! Он сумел сделаться страш­ной «букой». Русские пугали друг друга этой «букой» больше ста лет.

Почему Наполеон сыграл в истории именно такую роль, а не другую? Почему он не решился до конца быть «освобо­дителем» народов империи, в том числе русских? Почему он оказался для русских узурпатором худшим, чем любой свой правитель? Об этом и книга. А чтобы это правильно понять, придется начать издалека — с событий, породивших и само­го Наполеона.

Что называется революциями? Революция — это на­сильственное решение вопроса о власти. Но, во-первых, революция — событие достаточно короткое. Революция, которая длится пять лет, с июня 1789, по июль 1974 г. — это уже не революция, а полноценная гражданская война! Ведь гражданская война — не что иное, как затянувшаяся революция. Революция, в ходе которой никакая сила не смогла быстро победить.

Наша Гражданская война длилась меньше. Формально она началась на рубеже 1917/18 года и завершилась осе­нью 1920-го. Фактически, конечно, боевые действия шли до конца 1921 года, а в Сибири — и до 1924 года. Но это — на периферии колоссальной страны. И вообще за граждан­скими войнами всегда тянется длиннющий «хвост». Никакая победившая сила никогда не сможет ни перебить до по­следнего человека, ни «перевоспитать» своих врагов. Граж­данские войны, затухая, тянутся десятилетиями.

Французская революция тоже не кончилась в 1794 году. Переворот 9 термидора (27 июля) 1794 года вроде бы по­ложил конец революции. Но за пределами Франции жило несколько сотен тысяч политических эмигрантов, и они жаждали реванша. В самой Франции жили и сторонники феодализма, и сторонники всевозможных, всегда разных «революционных» идей. Пока шли войны, а полиция оста­валась эффективной, они не могли воевать.