Гвидо Препарата -

Чтобы аргументировать свои действия, Британия выдвинула следующие доводы: (1) Чехословакия неминуемо будет разгром­лена в военном столкновении с Германией (это была неправда); (2) русский военный потенциал был равен нулю (что тоже было неправдой); (3) Советы не выполнят свои союзнические обяза­тельства перед Чехословакией (это было правдой только в том случае, если бы от выполнений союзнических обязательств отказалась бы и Британия) и (4) Германия удовлетворится возвра­щением Судетской области (это была ложь) и Данцигским кори­дором (это была правда). «Для того чтобы сделать свои планы более привлекательными, британцы принялись на все лады вос­хвалять ценности «автономии» и «самоопределения» (148).

Британский план — это совершенно ясно — предусматривал расчленение Чехословакии, которая, имея в своем распоряже­нии 34 надежные дивизии численностью 1 миллион превосход­но обученных, проникнутых высоким моральным духом солдат, вполне могла остановить Гитлера в Центральной Европе.

В это же самое время, для того чтобы скормить публике всю эту невероятную ложь, капитаны британской политики развер­нули кампанию нагнетания страха, раздуваемого партией мира, всемерно преувеличивая военную мощь Германии, преумень­шая военный потенциал чехов и предрекая абсурдную угрозу воздушного нападения люфтваффе и газовой атаки на Лондон: в первые недели сентября были проведены учебные воздушные тревоги, а лондонцам раздали противогазы (149).

Затем, чтобы уберечь Гитлера от заговора генерала Бека, Чемберлен в сентябре дважды — 15 и 22 числа — летал в Герма­нию ради заключения соглашения о недопустимости войны Гер­мании с Чехословакией — в интересах самих нацистов. Преста­релый премьер-министр впервые в жизни садится в самолет только для того, чтобы... поспешить в Германию. Это было не­слыханно. «[Во время чехословацкого кризиса Чемберлен] че­рез секретных курьеров дал знать Гитлеру, чтобы тот не обращал внимания на резкие правительственные заявления, которые мо­гут последовать в ближайшие дни со стороны Британии и Фран­ции по поводу Чехословакии» (150).

Вся эта возня вылилась в позорное выступление Чемберлена по радио 27 сентября: «Как ужасно, фантастично и невероятно, что мы вынуждены рыть траншеи и примерять противогазы из-за ссоры в далекой стране, ссоры между людьми, о которых мы вообще ничего не знаем».

На следующий день, в тот самый день, когда генералы со­бирались стрелять в фюрера, представители Франции, Герма­нии, Англии и Италии собрались в Мюнхене, чтобы разде­лить Чехословакию, не проконсультировавшись ни с кем, и в первую очередь с самими чехами: у них теперь отбирали Отечество, дарованное англичанами и французами в 1919 го­ду в благодарность за провокацию в Сибири. Предусматрива­лось, что Германия в четыре этапа займет предназначенные для ее оккупации хорошо укрепленные области, а целост­ность оставшейся территории Чехословакии будет гаранти­рована Францией и Британией — кстати говоря, такие гаран­тии так и не были даны. Чехословацкая армия была распущена, а 10 октября чехи отдали полякам еще одну часть своей урезанной территории.

21 октября Гитлер отдал приказ о вторжении на территорию Чехословакии и о преобразовании ее в протекторат, что и было в точности исполнено 14 марта 1939 года — чехи не сопротивля­лись. В это же время Монтегю Норман, очистив карманы невин­ной жертвы, предательски передал рейхсбанку б миллионов фунтов — чехословацкий золотой запас, находившийся на хра­нении в Английском банке. То, что Норман был тесно связан с партией Чемберлена, совершенно ясно (иначе просто не мог­ло быть), но этот факт, так же как и подробности их взаимоот­ношений, никогда не разглашался (151) после.

Теперь единственным препятствием для полного уничтоже­ния плодов Версальского договора оставалась Польша устранения этого препятствия Гитлер оказывался у ворот Со­ветского Союза: капитан Уинтерботам, британский разведчик, только что вернулся из Восточной Пруссии, где местный лидер уверил его в том, что план «Барбаросса» может быть приведен в действие уже в мае 1941 года (152). Таким образом, для Англии в этих делах не было ничего тайного.

Лидеры британской политики еще раз сменили костюмы (см. рис. 5.2). С умиротворением, как с государственной полити­кой, было покончено; после вторжения Гитлера в Чехословакию эту политику было уже невозможно «скармливать» массам. На сцене была разыграна следующая пьеса: пронацистская пар­тия мира отошла на задний план, заняв позицию фрондирующей элиты, а «Круглый стол» и антикоммунистическая партия сли­лись в неформальную диархию (двоевластие), при этом фасад, возглавляемый Галифаксом, притворялся, что готов жестко раз­говаривать с нацистами, в то время как невидимый фронт, ведо­мый группой Чемберлена, продолжал настаивать на уступках Гитлеру и на «дружеских» уверениях последнему в том, что Бри­тания не будет воевать (153).

Гитлер зашел настолько далеко, насколько ему позволили; теперь для Британии настало время успокоить Гитлера отно­сительно Западного фронта и спровоцировать его на начало во­енных действий. 31 марта 1939 года, «точно в середине срока между публичным разрывом с Германией и тайным возобновле­нием... экономических переговоров с ней» (154), Чемберлен проинформировал палату общин о том, что «в случае любых действий, угрожающих независимости Польши, правительство Его Величества будет считать себя обязанным немедленно пре­доставить польскому правительству любую помощь, какую Бри­тания будет в силах оказать».

Это было очень необычное заверение. Начиная с 1918 года британское правительство решительно отказывалось от вся­ких двусторонних соглашений, содержащих гарантии в отно­шении какого бы то ни было европейского государства. Те­перь же Британия делала одностороннее заявление, причем Британия, не получая ничего взамен, давала гарантии госу­дарству в восточной части Европы; при этом британцы воз­лагали на это государство ответственность решения относи­тельно того, когда должны быть выполнены эти гарантии; это было нечто беспрецедентное (155).

Стратегия Британии, независимо от ее сложности и прозор­ливости во всем, что касалось реализации и согласованности во времени, всегда оставалась одной и той же: натравливать друг на друга врагов, а страны-сателлиты превращать в мины, подведенные под выбранного основного противника, — в дан­ном случае под Германию. То, что было накануне Первой миро­вой войны сделано Британией с Бельгией, теперь повторя­лось в отношении Польши.

Переговоры Гитлера с Польшей начались 21 октября 1938 го­да; немцы — вполне предсказуемо — просили уступить им город Данциг и километровую полосу вдоль польского коридора с шос­сейной дорогой и четырехколейной железной дорогой под юри­сдикцией Германии. Эти, надо сказать, весьма скромные требо­вания были предъявлены польскому союзнику в весьма сердечной и дружеской форме; речь шла о возвращении послед­него пустяка, потерянного Германией по условиям Версальского договора. Гитлер не желал завоевывать Польшу; напротив, он хо­тел использовать ее как союзника в грядущем наступлении на Россию (156). Правда, Польша к концу марта проявила склон­ность к спорам и придиркам, и поначалу фюрер, не понимая, что Британия успела тайно сделать какие-то предложения Поль­ше, недоумевал по поводу «непонятно откуда взявшегося поль­ского упрямства» (157).