Гвидо Препарата -

И что же британцы? Они вежливо слушали и качали голова­ми, не проявляя к сказанному никакого интереса. Для оправда­ния своей пренебрежительной реакции они пустили в ход ложь о том, что Тухачевский завышает цифры, — такую же ложь, ка­кой они воспользовались в 1938 году, когда занимались демора­лизацией чехов. И разве лорд Лотиан не уверял в 1935 году груп­пу приехавших в Британию германских министров, что «немцы войдут в Россию как нож в масло»?

Расстроенный Тухачевский покинул Лондон. Он попытался повторить свой маневр в Париже. Но в то время французы не были настроены воевать, предпочитая отсиживаться за форти­фикационными сооружениями линии Мажино. «Но потом бу­дет поздно», — увещевал их Тухачевский. Прошло всего два меся­ца, и уже Фланден, министр иностранных дел Франции, после вступления немецких войск в Рейнскую область кричал британ­цам те же самые слова.

Потерпев поражение в Лондоне и Париже, молодой маршал вернулся в Москву как раз вовремя, чтобы принять участие в сессии Верховного Совета. Тухачевский был, мягко говоря, потрясен, выслушав речи министра иностранных дел Литвино­ва и премьер-министра Молотова и почувствовав себя глубоко уязвленным тем снисходительным, почти добрым тоном, в ко­тором эти руководители говорили о Германии.

Тухачевский поднялся на трибуну и выступил с речью, где не жалел разящих язвительных слов, направленных не только про­тив нацистов, но и против вождей партии, и эти шины, как ни странно, подействовали успокаивающе. Тухачевский говорил с уверенностью генерала, за спиной которого стоит мощная, подчиненная ему армия.

Если среди советских военачальников и были такие, кото­рых боялся Сталин, то Тухачевский, несомненно, был одним из них: безрассудно смелый и самой природой предназначенный привлекать к себе организованное недовольство, молодой мар­шал ставил под удар всю сталинскую и британскую политику умиротворения.

Согласно одной версии, которую многие отметают как фанта­стическую, советская секретная служба (ГПУ) сумела добыть в белоэмигрантском центре в Париже некое досье, якобы сфаб­рикованное гестапо, в котором Сталину были представлены «не­опровержимые доказательства» того, что Тухачевский, Путна и их сообщники не прекращали своей предательской деятельно­сти против России в течение более десяти лет, передавая Герма­нии советские секретные документы (169).

12 июня 1937 года на последних страницах советских газет были опубликованы короткие сообщения о казни Тухачевского и Путны. За этим последовала ликвидация 35 тысяч офицеров — примерно половина всего командного состава Красной Армии. Всего в сталинских чистках погибли две трети русского правя­щего класса — приблизительно 1 миллион человек.

Существует легенда о том, что Сталин обезглавил Красную Армию, чтобы отвести от Советского Союза угрозу нацистского вторжения и направить немцев на Запад — на Британию и Фран­цию, где, как он надеялся, вермахт будет сокрушен и уничтожен. Но если бы это действительно было так, то зачем тогда Сталин другой рукой всемерно усиливал немецкую военную машину, с бульдожьим упорством проводя с 1935 года политику экономи­ческого сотрудничества с рейхом?

Действительно, когда в марте 1938 года Энтони Идеи при­был в Москву из Берлина, там находились советские дипломати­ческие представители, которые вели с Шахтом переговоры о предоставлении Советскому Союзу долгосрочного кредита в 200 миллионов марок; этот кредит Сталин шумно рекламиро­вал как «свой величайший триумф» (170). За этот и другие, боль­шие по размерам кредиты нацисты получали из России неиссякающий поток куда более важных материалов: нефть, зерно, каучук и марганец, без которых, как это признают все, вермахт был бы не в состоянии начать войну в 1939 году (171). Сотрудни­чество было таким тесным, что в апреле 1937 года фюрер лич­но принял главного сталинского экономического представите­ля Канделаки. Русские эшелоны с военными материалами регулярно шли в Германию вплоть до самого нацистского втор­жения, до дня, когда вступил в действие план «Барбаросса», то есть до утра 22 июня 1941 года (172).

В итоге можно сказать, что Британия справа и СССР слева с 1919 года спланировали и построили здание нацистского рей­ха: первая дипломатическими ухищрениями, американскими заимствованиями, умиротворением, имперскими рынками и поддержкой со стороны Английского банка; второй — крас­ным террором, подавлением в Германии левой оппозиции и по­ставкой материалов, жизненно необходимых для подготовки и развязывания войны. Россия и Британия действовали в пол­ном согласии. Предоставленные самим себе нацисты не смогли бы зайти так далеко.

В марте 1938 года Советы без протестов признали факт ан­шлюса, а в мае, как мы видели, сорвали запоздалую попытку Франции создать коалицию против Германии. 10 марта 1939 го­да, обсуждая вопрос о недавних территориальных приобретени­ях Германии, Сталин так добродушно отзывался о нацистском рейхе, что три дня спустя Гитлер захватил оставшуюся часть Че­хословакии.

Весной 1939 года начался последний акт раскрученного мас­карада.

С одной стороны выступали британские умиротворители, которые продолжали давать нацистам соблазнительные обе­щания, и повторили эти лживые клятвы 16 марта 1939 года, ра­тифицировав заключенный с Германией договор о принципах будущих торговых отношений (173). С другой стороны высту­пила партия войны во главе с Черчиллем: эта партия высказа­лась за немедленное заключение союза с Россией и Францией, но поскольку Черчилль не занимал никаких официальных по­стов, это заявление было сделано только ради шумового эф­фекта.

19 мая Чемберлен, отвечая Черчиллю, официально отказал­ся связывать Британию какими бы то ни было союзами и, улу­чив момент, гротескно похвалил Польшу. Эту «мужественную нацию, — ораторствовал Чемберлен, не дрогнув ни одним муску­лом, — которая готова оказать нам любую помощь, какая будет в ее силах».

В то время как призрачная приманка британского партнер­ства продолжала раскачиваться перед глазами нацистов до нача­ла августа (и после), Британия в апреле 1939 года начала вести фиктивные переговоры с Россией и Францией, — фиктивные переговоры, единственной целью которых было загипнотизи­ровать Францию и заставить ее поверить в то, что Британия всерьез готова выступить против Гитлера в ближайшем буду­щем, что британцы и исполнили, направив 11 августа в Москву делегацию второстепенных генералов, не имевших никаких полномочий (174).

Россия не была одурачена всеми этими играми — на самом деле она была готова вступить в непосредственные перегово­ры с Германией еще в начале мая, когда Молотов был назначен министром иностранных дел, сменив на этом посту Литвино­ва, который, будучи евреем, не подходил для переговоров с на­цистами.