Гвидо Препарата -

Ясно, что в течение последних шестидесяти лет неутомимые и наиболее доверенные имперские архивисты вкупе с легионом не менее доверенных ученых, публицистов и кинорежиссеров сделали все, что было в их силах, для того, чтобы в наиболее категорической форме опровергнуть каждое из вышеприведен­ных утверждений.

Для начала эти люди просто-напросто игнорируют писания Веблена: Кейнс считается единственным признанным «класси­ком» Версаля.

«Естественно, это преувеличение, — читаем мы в учебни­ках, — считать, будто займы по плану Дауэса привели в дейст­вие планы массивных иностранных вливаний со стороны Со­единенных Штатов...» (3); напротив, нас уверяют в том, что эти заимствования были просто одной из волн кредитов, на которых Америка рассчитывала сорвать приличный куш, и проявлением мифической «корпоративной алчности» — но ничем более.

Финансовый крах и кризис? Эти неприятности, доверитель­но сообщает нам прославленный лауреат Нобелевской премии, были не чем иным, как «продуктом случайного сочетания струк­турных факторов с ошибками монетарной политики» (4).

С другой стороны, нам говорят, что коллапс золотого обмен­ного стандарта и сюрреалистическое обесценивание фунта про­изошли вследствие «неизбежной ошибки... британцев, которые не осознали тяжести проблем, с которыми им пришлось столк­нуться и под прессом которых им пришлось работать» (5); нам говорят, что управляющий Английским банком был «периоди­чески» слишком сильно «болен» для того, чтобы сохранять по­рядок во вверенном ему запущенном учреждении, и «даже когда он был здоров, [его] отвлекали другие неотложные дела» (6). Остается только поинтересоваться, что же это были за «неотложные дела»...

Таким образом, в том, что касается Монтегю Нормана — ве­роятно, одного из величайших управляющих Центральным бан­ком, человека, проведшего четверть века во главе самого могу­щественного финансового учреждения той эпохи, — мы должны удовлетвориться тем, что он был не более чем карикатура на психопатического дядюшку Скруджа старой школы, имевшего весьма шаткие представления о современной ему динамике финансов.

Фон Шредер? Шредера вообще никто не принимает всерьез; по его поводу мы слышим: он был просто партнером, предста­вителем среднего провинциального банка...(7)

Что же касается того отвратительного шоу, известного под названием «британское умиротворение» (Гитлера), то нам гово­рят, что это была ошибочная политика «слабоумного министер­ства иностранных дел» (8), которое желало совместить «нравст­венность и выгоду» (9). Как же быть тогда с тузами партии мира, которые преднамеренно затягивали войну, чтобы выиграть вре­мя? Этот цинизм объясняют тем, что империи пришлось вести борьбу за выживание (10), когда в действительности она жерт­вовала миллионы жизней ради того, чтобы избавить себя от участия в кровавой мясорубке, которую она же сама и выковы­вала с 1919 года.

Как быть, кроме того, с вермахтом: действительно ли это бы­ла первоклассная, до зубов вооруженная армия, снабженная са­мым современным оружием? Конечно же нет, возражает «аме­риканец» Шахт: «Зарубежные исследования — некоторые из них были проведены с надлежащей точностью — германского финансирования военных расходов однозначно показали, на­сколько неадекватным было наше вооружение и насколько не­состоятельным оказалось распределение финансирования» (11). Это типичный образчик послевоенной апологетической продукции, изготовленной человеком, которого в день его шес­тидесятилетия в 1937 году еженедельный орган германской ар­мии «Militar Wochenblatt» восхвалял как деятеля, «который сде­лал возможным возрождение вермахта» (12). Тот вред, который причинил во время войны вермахт своим противникам, тоже не остался незамеченным и был зарегистрирован, невзирая на ложь, к которой прибегнул в Нюрнберге Шахт, спасая свою шкуру и выгораживая имена своих покровителей. Он прятался за следующими лживыми утверждениями: (1) нацисты пришли к власти с помощью самофинансирования; (2) армия Германии была никуда не годной, (3) гитлеровцы изнасиловали экономи­ку и (4) нацистский экономический эксперимент с самого нача­ла был в целом неудачным.

Профессиональная литература на эту тему лихорадочно ух­ватилась за шахтовскую фальшивку: про германскую армию до сих пор говорят, что она представляла собой «хаос соперничав­ших управлений», усугубленный «параноидным гитлеровским стилем руководства» (13). Создание нацистами рабочих мест описывают как «фрагментированное» и «децентрализованное» мероприятие, которое не было ничем обязано нацистскому ру­ководству, кроме «принуждения» (14). Но даже очевидный ком­ментарий по поводу крутого внезапного взлета, пережитого Германией после января 1933 года в ликвидации безработицы, росте производства и социального страхования, — именно того факта, что исключительно скорое выздоровление от страшной, порожденной нищетой болезни было целенаправленным дейст­вом, осуществленным германскими и англо-американскими фи­нансовыми элитами в сотрудничестве с гитлеровцами, — тонет в нескончаемых абсурдных дебатах относительно того, что в действительности якобы нацистский бум явился не более чем горьким плодом везения, а не обдуманного вмешательства и эф­фективного управления экономикой (15).

Естественно, истеблишменту выгодно, чтобы продолжала циркулировать старая сказка о том, что «случилась неожидан­ность во второй половине 1932 года» (16), поднялся «некий ес­тественный порыв экономического ветра», который весьма удачно надул паруса Гитлера. Эта вредоносная басня позволяет одним движением смахнуть все колючки, которые торчат из периода 1932-1933 годов, — именно зарубежное финансирова­ние нацистов, фальсифицированное назначение Гитлера рейх­сканцлером и наличие решающих сил, стоявших за резким и стремительным оживлением экономической активности в Тре­тьем рейхе.

Более того, нацистская экономика, подогретая мощной сме­сью свободного предпринимательства, призывов к коммунисти­ческому обобществлению, индустриального совершенства, ве­ликолепной структуры, удачной политики распределения, антиплутократических инвектив, виртуозного владения новы­ми технологиями, строгого регулирования, умелого управления денежными потоками и эффективного планирования, — это феномен, признать факт существования которого неудобно ни­кому — ни либералам, апологетам крупного бизнеса, ни левым доктринерам и даже ни анархистским реформаторам, сторон­никам дробления экономики, — упомянутый феномен вызывает глубокое смущение, ибо он обладает любимыми чертами каждо­го из этих течений, и лучше о нем либо вовсе не упоминать, ли­бо по возможности исказить.