Гвидо Препарата -

Концептуально эта линия представляет собой великий барьер, отделяющий мусульман­ских арабов на юге и православных русских на севере от современных европейцев на западе.

Линия раздела идеально делит пополам центральный массив расположенного в Евразии центрального региона. Этот центральный регион является островом острова; та­ким образом, становится ясным истинный девиз Макиндера: «Кто правит центральным регионом, тот правит остро­вом мира; кто правит островом мира, тот правит и самим миром» (16). В отношении северо-запада разделительной линии это означало, что если Германия найдет способ пере­бросить мост через линию раздела, скрепив с помощью Рос­сии техническую мощь европейского Запада с географиче­ской необъятностью Востока, то она (Германия) станет непобедимой главой страшной крепости, господствующей

над евразийским стержнем. 2. Непосредственным результатом открытия такого кошмара стало понимание того, что нельзя жалеть сил для того, что­бы воспрепятствовать образованию каких бы то ни было политических, не говоря уже о военных, коалиции в цент­ральном регионе Евразии, начиная, естественно, с вполне возможного русско-германского союза. Легче всего этой цели можно было достигнуть формированием лиги родст­венных по духу островов, которые можно было противо­поставить Евразии в виде осадной дуги морских держав. За исключением японского козыря, все морские державы являются англосаксонскими; все острова, которые, по Макиндеру, могут бросить вызов Евразии, являются плодами Британии: от Америки вкупе с Канадой вплоть до Австра­лии с Новой Зеландией — то есть все белые имперские до­минионы.

3. В случае если Европа, Ближний Восток и Центральная Азия смогут когда-либо образовать устойчивую конфедерацию, их объединенные минеральные, водные и естественные ре­сурсы (нефть, зерновые, вода, древесина и т. д.) предоставят этой гигантской евразийской лиге такие оборонительные преимущества, которые сведут к нулю всякую морскую бло­каду со стороны морских держав. Евразия сможет до беско­нечности противостоять любому британскому эмбарго.

4. Из этого следует, что такое обилие ресурсов центрального региона может быть — перед лицом открытой военно-мор­ской агрессии — направлено на создание оборонительного евразийского военного флота. Объединенный щит сухопутных и военно-морских сил континента, выставленный про­тив полумесяца морских врагов, способен не только легко отразить нападение с моря, но, более того, такая мощная оборона может с большой вероятностью закончиться пол­ным поражением морских держав и их подчинением гипоте­тическому объединенному командованию держав централь­ного региона.

5. Внезапное появление на мировой арене прусского рейха сделало эту евразийскую химеру вполне ощутимой и вероят­ной: на этот раз угроза была реальной, во весь рост встала тень могучего врага, обладающего гениальным сплавом рус­ской жизненной силы и немецкой изощренности. Евразий­ское объятие явится кульминацией русско-германского по­литического, военного и духовного слияния. Макиндер полагал, что в долгосрочной перспективе Британия окажет­ся бессильной перед лицом такого слияния. 6. Исходя из этого предположения, британская стратегия ста­новится предельно ясной: для того чтобы отвести угрозу ве­роятного появления смертельно опасного соперника в цен­тральном регионе, остается только одна альтернатива обложить центральный регион долговременной осадой. Осуществить ее молено, вбив клинья в жизненно важные уз­лы континентального массива. На этих плацдармах армии противника будут втянуты в нескончаемые войны, и враже­ские генералы будут так сильно заняты отражением нападении, что не смогут уделить должного внимания организации флота и удара по базам заморских агрессоров.

Примечательной особенностью приведенного отрывка — если оставить в стороне доскональное предвидение — является его неприкрыто агрессивный тон. Хотя в документе содержится прозрачный намек на русскую угрозу, анализ показывает, что Британии следует выбрать путь наименьшего сопротивления и выбрать в качестве главного вероятного противника Герма­нию, так как (1) рейх предположительно явился бы динамической, движущей частью русско-германской угрозы и (2) Герма­нию можно достаточно легко окружить и блокировать с помо­щью союза соседних с ней государств, но для этого надо было ус­тановить дружественные отношения с Россией, традиционным британским антагонистом.

Естественно, такое потепление англо-российских отноше­ний не вело к окончательному решению евразийской проблемы и не оно было главной целью. Задачу — непомерно сложную с британской точки зрения — надо было решать в несколько эта­пов; улучшение отношений с Россией служило не более чем пре­людией к выполнению более общего замысла — сокрушения Гер­мании. Британия не могла и, возможно, не желала предвидеть, какую огромную цену придется платить ей, да и всему миру ра­ди воплощения столь грандиозного замысла, но тем не менее империя решила рискнуть.

Свидетельством того, что к 1900 году сокрушение Германии стало главной целью Британии, служит активная и тщательно продуманная дипломатическая активность, направленная на развязывание мировой войны, о чем будет подробно рассказано в следующих разделах этой главы.

В самом деле, одним из нерушимых догматов англо-амери­канского историографического катехизиса является утвержде­ние о неисправимой агрессивности Германии в отношении Pax Britannica («Мир по-британски»).

В первое десятилетие двадцатого века в Германии можно бы­ло слышать обильную риторику относительно Einkreisung (ок­ружения), раздавались популярные призывы к развязыванию «справедливой оборонительной войны» для прорыва «окруже­ния»; все это сопровождалось безответственными велеречивы­ми заявлениями военно-промышленных и имперских клик, воз­главляемых Вильгельмом II; были в ходу и не вполне трезвые лозунги националистов об «исторической миссии Германии» и о ее «долге вести войну» (17). Все эти вопли были взяты на вооружение как неопровержимые доказательства вины и от­ветственности Германии за развязывание первого общемирового конфликта. Но сама по себе эта довольно бессодержательная риторика не доказывает ничего, кроме того, что в Германии дурным влиянием пользовался архаичный национализм и что среди правящего класса царила растерянность в отношении непосредственных стратегических целей государства. Если сравнить этот бессвязный лепет с четким анализом Макиндера, который уже в 1904 году говорил о массированном превентив­ном ударе по Евразии, то немецкая напыщенная риторика меркнет и съеживается до совершенно жалких размеров: затяжной мировой конфликт никогда не мог стать идеей находившегося в международной изоляции и к тому же неопытного германско­го правительства. В докладе Макиндера практически нет ника­ких указаний на то. что Германия собирается напасть первой.