Марселен Дефурно - Повседневная жизнь в эпоху Жанны д'Арк

Арманьякская диктатура, на пять лет нависшая над Парижем, заставила Университет умолкнуть, – во всяком случае, во всем, что касалось политических дел, поскольку он продолжал активно вмешиваться в дела, связанные со Схизмой. Некоторые магистры, особенно открыто сочувствовавшие герцогу Бургундии, были брошены в тюрьму или изгнаны. Но возвращение бургиньонов в 1418 г. вернуло Университету его утраченное влияние. Теперь для той маленькой кучки ученых, которая встала на сторону арманьяков, настал черед познакомиться с резней, тюрьмой или изгнанием. Университет, отныне полностью бургиньонский, поддерживал всей своей властью решение «двойной монархии» и поспешил осудить заключенный в Труа договор, обеспечивавший английским государям наследование французского трона. И все же такое поведение не объясняется выгодой: идеалом Церкви было восстановление и поддержание мира; а разве не была «двойная монархия» наиболее действенным средством, способным положить конец конфликту, удручавшему весь христианский мир в течение трех четвертей века? Задавая Жанне д'Арк коварный вопрос, «верит ли она в то, что Бог ненавидит англичан», руанские судьи, несомненно, расставляли ей ловушку, но в то же время утверждали позицию Церкви, стоявшей выше конфликтов, раздиравших правителей. Во всяком случае, регент Бедфорд отдавал себе отчет в том, какие преимущества обеспечивала ему поддержка Парижского Университета и значительной части духовенства; он бережно с ним обращался, множил благотворительные фонды и поручал важные миссии «надежным» магистрам и прелатам, ставшим союзниками английской монархи.

Пьер Кошон был одним из типичных прелатов-политиков, которые сделали карьеру благодаря религиозному и национальному кризису, через который в то время проходила Франция. Кошон был студентом Парижского Университета в то время, когда встал вопрос об «отказе в повиновении». Он был из числа тех, кто присоединился к этому решению, и ему было поручено от имени Университета передать этот вопрос на рассмотрение парижского парламента. Затем он вместе с другими теологами был отправлен с посольством в Авиньон, чтобы потребовать от Бенедикта XIII отказаться от тиары. С этого времени он стал неразлучен с бургиньонской фракцией и принимал активное участие в «кабошьенских» волнениях, из-за чего был изгнан из Парижа в 1414 г., когда власть взяли арманьяки.

Но Иоанн Бесстрашный обеспечил ему компенсацию: он был послан на Констанцский собор как представитель герцога и продолжал, на теологическом уровне, начатую в Париже борьбу против арманьяков. Пока Жерсон – один из немногочисленных парижских магистров, которые поддерживали арманьяков, – старался добиться осуждения Жана Пти и его апологии тираноубийства, (что было равносильно осуждению самого Иоанна Бесстрашного), Кошон выступил в его защиту и добился того, что этот вопрос не решался. В 1418 г. он вместе с бургиньонами вернулся в Париж и стал при короле «maure de requetes» (докладчиком прошений). Его материальное положение в то время было самым блестящим: пренебрегая каноническим правом, он собрал множество церковных бенефициев: он был капелланом церкви Св. Стефана в Тулузе, архидиаконом в Шартре, Шалоне и Бове, капелланом часовни герцогов Бургундских в Дижоне, и Университет обратился к папе Мартину V с просьбой разрешить ему сохранить эти бенефиции. Мартин V, избранный Констанцским собором, где Кошон играл значительную роль, не мог отказать ему в этой милости; больше того, он назначил его референдарием папского двора и хранителем привилегий Университета. Наконец, в 1420 г. Кошон был «избран» епископом Бове, где показывался крайне редко. В действительности он стал одним из доверенных лиц регента Бедфорда и вошел в совет при молодом короле Генрихе VI, получая тысячу ливров в год. Впрочем, завоевание Бове арманьяками вследствие первых успехов Жанны д'Арк вынудило его окончательно покинуть свой епископальный город, и тогда он укрылся в Руане, где английское правительство возлагало на него многочисленные миссии: одна из этих миссий состояла в том, что он должен был вести процесс Жанны д'Арк.

Его услуги принесут ему в 1432 г. еще один епископский пост – в Лизье. Но Кошон удовольствуется тем, что станет получать с этого доходы, а жить продолжит в Руане; позже его отправят на Базельский собор депутатом от Англии. В 1435 г. он будет присутствовать на Арраском конгрессе, где произойдет примирение между Карлом VII и герцогом Бургундским, прелюдия к французской победе над Англией. Но Кошон сохранит верность английскому королю и будет до конца отстаивать законность его прав на французскую корону. Он окажется в Париже, когда в 1436 г. туда вернутся сторонники Карла VII; укрывшись в замке Сент-Антуан, он едва не попал в плен, но ему удалось добраться до англичан. Несколько лет спустя мы найдем его в Англии, куда он прибыл – на этот раз стараясь для короля Франции – вести переговоры о мире между двумя королевствами и договариваться об освобождении герцога Карла Орлеанского, вот уже более двадцати лет находившегося в заточении. Дело в том, что ни его деятельность во время процесса Жанны д'Арк, ни его долгая верность делу Англии не повредили его карьере. Он умер в 1442 г., окруженный почестями, и интересно, что во время реабилитационного процесса Жанны д'Арк большинство свидетелей заботились о том, чтобы не опорочить его память.

Случай Кошона – теолога, политика и дипломата – был далеко не единственным. Людовик де Люксембург, брат бургундского капитана, который продал Жанну д'Арк англичанам, тоже сделал великолепную карьеру. Он также поддерживал бургиньонскую партию и в 1422 г. явился в Лондон с посольством, которому поручено было поздравить молодого Генриха VI, «короля Франции и Англии», с восшествием на престол. Сделавшись канцлером молодого короля, получив епископство Теруанское, он тем не менее жил в Париже, который Бедфорд поручил ему защищать после безуспешной попытки Жанны д'Арк взять город. Это был «человек, покрытый кровью, – пишет о нем Парижский горожанин, – сильно ненавидимый народом, поскольку о нем по секрету, а нередко и в открытую говорили, что только от него зависело, чтобы во Франции установился мир; итак, его проклинали, и всех его сообщников вместе с ним, не меньше, чем императора Нерона». Он также бежал из Парижа при возвращении французов в 1436 г. Ему удалось добраться до Руана, где он получил место архиепископа. Но французской метрополии он предпочел епископство Илийское, пожалованное ему Генрихом VI одновременно с щедрым пенсионом, чтобы вознаградить его за понесенные во Франции утраты. Он вел роскошную жизнь в своих поместьях и умер в 1448 г.

Жизнь таких «политизированных» прелатов была малосовместима со строгим соблюдением церковной дисциплины. Редко кто из епископов интересовался духовным руководством собственной епархией, где они чаще всего и не жили, передоверяя заботу о своей пастве викариям. Случай Пьера Кошона – правда, изгнанного из своего епархиального города, как в те же времена произошло и с другими прелатами, – или Людовика де Люксембурга, который никогда не жил в Теруане, не исключение. Епископ Ланский, Гийом де Шампо, в течение пятнадцати лет ни разу не появился в своей епархии, передав свои полномочия епископу… Памье. Зато Луи д'Аркур, епископ Нарбонский и советник Карла VII, почти не покидал Нормандии; что касается Гийома д'Этутвиля, обладавшего многочисленными епархиями во Франции, то он жил по преимуществу в Италии. Началась настоящая «охота за бенефициями»: каждый старался возместить утраченные из-за военного разорения доходы. Этутвиль, архиепископ Руанский, был одновременно с этим епископом Сен-Жан-де-Морьен, Диня и Безье, настоятелем Сент-Уана, Жюмьежа и Мон-Сен-Мишеля.