Юлия Кудрина - Императрица Мария Федоровна

«Это, – писала Мария Федоровна, – последняя надежда, и действовать надо немедля, не теряя времени». Но тут же императрица с сомнением заметила: «Я боюсь, что он (великий князь Николай Николаевич – Ю.К. ) не возьмет это на себя, не захочет ни во что вмешиваться, хотя это нужно делать, чтобы спасти страну и бедного Ники. Господи, наставь и вдохнови его на это!»

В ноябрьские дни 1918 года большевики праздновали свою победу. В эти дни Тихон, в лице которого Церковь обрела голос огромной обличительной силы, выступил со своим знаменитым посланием: «Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян служить призраку мировой революции.

Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть и заглушили в нем сознание греха: но какими бы деяниями ни прикрывались бы злодеяния – убийство, насилие, грабеж – всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами и преступлениями…»

Бывшую российскую императрицу волновало то, что происходило на русской земле. Она, в частности, не могла поверить сообщениям о том, что офицеры русской армии для того, чтобы выжить, предавали других – своих же офицеров, за которыми шла настоящая слежка. В ее дневниковой записи от 9 сентября 1918 года имелась следующая запись: «Это настолько гнусно, и с трудом верится, что такое возможно».

С посещавшими императрицу офицерами она старалась направить письма своим родным в Данию и Англию. 14 августа / 7 сентября она писала: «…Я встречалась с некоторыми лицами, бывавшими в последнее время в разных концах страны, и они говорят, что у людей раскрылись глаза, они понимают теперь, как их обманули и желают только его [Николая] возвращения.

Все недовольны нынешним режимом, который принес лишь несчастья, спровоцировал беспорядки и вверг страну в хаос. Люди только и думают о том, чтобы все это наконец прекратилось, чтобы они снова могли бы жить в мире и спокойствии, ибо им надоели все эти ужасы, которые больше невыносимы. Но я-то уж, наверняка, до этого не доживу, ведь возвращение порядка и спокойствия займет бесчисленноеколичество лет. Легко взорвать здание, но сколько времени потребуется на его восстановление».

Люди разных социальных слоев и разных политических взглядов в эти дни заявляли о своей приверженности царю и царской России. Все шире распространялись настроения за возвращение дореволюционных порядков монархической России.

В августе 1918 года, когда лозунг Учредительного собрания был изжит, главнокомандующий армии генерал М.В. Алексеев, сыгравший большую роль в отстранении от власти Николая II, публично заявил, что народ тоскует по монархии. В сентябре 1918 года Алексеев сам умер от сердечного приступа. Генерал А. Деникин в своих воспоминаниях писал: «Никакого озлобления лично против него (Николая II – Ю.К. ) и против царской семьи не было. Все было прощено и забыто. Наоборот, все интересовались их судьбой и опасались за нее».

Из дневника 3. Гиппиус от 18 ноября 1918 года: «Сегодня в Петропавловской крепости И.И. Манухин при комиссаре-большевике Подвойском разговаривал с матросами и солдатами:

– А мы уже Царя хотим.

– Матрос! – воскликнул бедный Ив. Ив. – Да вы за какой список голосовали?

– За четвертый (большевистский).

– Та как же?

– А так. Надоело уже все это…

Солдат невинно подтвердил:

– Конечно, мы Царя хотим!»

В эту тяжелую, тревожную осень 1918 года Марию Федоровну посетило множество лиц, среди которых были: бывший министр финансов России П.Л. Барк, позже в эмиграции был на службе английского королевского двора, и участвовал в доставке шкатулки с драгоценностями императрицы Марии Федоровны после ее смерти в Лондон и в дальнейшей продаже их английскому королевскому дому; А.И. Спиридович, управляющий дворцовой комендатурой, сопровождавший царя в Ставку в феврале 1917 года; протопресвитер армии и флота при Ставке Верховного Главнокомандующего Г.И. Шавельский.

Среди приехавших к императрице с визитом была и супруга русского художника, историка и критика А.Н. Бенуа – Анна Карловна Бенуа.

25 октября 1918 года Мария Федоровна приняла брата графини Гендриковой – А. Гендрикова, который безуспешно пытался разыскать свою сестру в Сибири. «Как все это печально. Он очень славный и трогательный человек, но какой ужас ему пришлось пережить, ведь его засадили в дом для умалишенных».

Все посещавшие императрицу лица с горечью констатировали, что в России «совершилась революция против всего, чем держалась не только Россия и русский народ, но и вся Европа, и весь христианский мир».

В октябре 1918 года в Крыму вспыхнула эпидемия испанки. Она затронула многих. 2 октября 1918 года из поездки в Новороссийск вернулся совершенно больным муж дочери Ольги Александровны Н.А. Куликовский. Одновременно с ним слегла Ольга, казак Т. Ящик и кучер Марии Федоровны. Не здорова была дочь Ксения, и в тяжелой форме протекал грипп у ее сыновей, особенно у Федора. Мария Федоровна тоже перестала выходить – мучил кашель и насморк. Все заболевшие находились под наблюдением врача лейб-медика Б.3. Малама. Число заболевших быстро росло. С высокой температурой грипп протекал у Д.Н. Джамбакуриани-Орбелиани, адъютанта великого князя Александра Михайловича. Болели Софья Владимировна Ден, урожденная Шереметева, супруга флигель-адъютанта Д.В. Дена. Имелись и смертельные случаи. От гриппа скончался Александр Толстой муж графини И.М. Толстой, урожденной Раевской, с которым они прожили около трех лет.

Различного рода информация политического характера, правда с большим запозданием, проникала в Крым. Адмирал Вяземский регулярно знакомил Марию Федоровну с содержанием газет. «Несколько удачных статей Шульгина прочитали вслух вместе», – записала в эти дни в дневнике императрица.

24 сентября 1918 года пришло сообщение, что германский император Вильгельм предложил приостановить военные действия и начать мирные переговоры. «Я, – писала по этому поводу вдовствующая императрица, – находилась в таком душевном состоянии, что даже не смогла порадоваться за других, ибо полагала, что ни нам, ни нашей несчастной стране, уже ничто не поможет! Напротив, я расплакалась, – к своему стыду». Вечером Мария Федоровна в экипаже отправилась в Дюльбер, чтобы повидаться и обсудить последние новости с великим князем Николаем Николаевичем. В разговоре с императрицей Николай Николаевич высказал мнение, что предложение Вильгельма находится «в наших интересах». «Дай-то Бог!» – записала в дневнике императрица.