Юлия Кудрина - Императрица Мария Федоровна

15 августа к Марии Федоровне приехала еще одна молодая датчанка – фрекен Лассен. Она привезла письма, которые были переданы ей молодым бароном Веделем Ведельсбергом, который служил в Москве в российско-датской торговой фирме. Это были письма от датских родственников: сестры и племянников Тюры, Ингеборг, Дагмар и от Ольги Хейден из Павловска.

В сентябре 1918 года вдовствующую императрицу посетила датская медицинская сестра Ингеборг Ларсен, приехавшая в Крым по заданию Датского Красного Креста и доставившая императрице несколько писем от родственников. Мария Федоровна в беседе с И. Ларсен сказала, что очень тоскует по Дании, и особенно по Видере (дворец под Копенгагеном – Ю.К.). Вместе с тем она выразила сомнение, что в ближайшем будущем ей удастся приехать в Данию. По словам Ларсен, Мария Федоровна была убеждена в том, что ее сын царь Николай II – жив, и не верила слухам о его убийстве. Поэтому она хотела остаться в России.

Но писем ни от одного, ни от другого сына по-прежнему не было. 17 августа к обеду прибыл князь Долгорукий с письмом от Бетси (Барятинская-Шувалова Елизавета Владимировна – Ю.К. ) из Киева, где она среди прочего сообщала, что в Англии объявили траур по Ники. «Страшно слышать такое! – писала Мария Федоровна в дневнике. – Так мучительно жить при отсутствии достоверных сведений».

25 ноября 1918 года на службе в русской церкви на Уэлбекстрит присутствовали английский король Георг V и королева Мэй. В своем дневнике Георг V записал: «Мы не могли узнать подробностей. Это было грязное убийство. Я был предан Ники, добрейшему из людей, настоящему джентльмену, любившему свою страну, и свой народ». Как известно, именно благодаря позиции короля Георга V, его брат Николай II не смог вырваться из России и тем самым спастись.

9/22 сентября Георг V написал своей кузине, сестре Александры Федоровны, маркизе Виктории Мильфорд, циничное письмо. В нем говорилось: «Глубоко сочувствую Вам в трагическом конце Вашей дорогой сестры и ее невинных детей. Но, может быть, для нее самой, кто знает, и лучше, что случилось, ибо после смерти дорогого Ники она вряд ли захотела бы жить. А прелестные девочки, может быть, избежали участь еще более худшую, нежели смерть от рук этих чудовищных зверей».

Но это Марии Федоровне не было известно.

Вместе со слухами о гибели Николая II и его семьи стали циркулировать различного рода слухи о великом князе Михаиле Александровиче. Они шли отовсюду. 21 августа князь Долгорукий сообщил вдовствующей императрице, что накануне во время встречи с бывшим министром земледелия, членом Государственного совета А.В. Кривошеиным тот сообщил ему, что располагает достоверными сведениями, что великий князь Михаил Александрович находится под защитой французов. «Благодарение Господу!» – с подъемом встретила Мария Федоровна эту весть.

Большой радостью для Марии Федоровны было посещение ее 24 августа графом Келлером. «Он, – пишет Мария Федоровна, – пришел в форме, которую украшали его ордена и с крестом св[ятого] Георгия на шее. Это замечательный человек sans peur et reproche (без страха и упрека – франц.) рассказывал, что в его корпусе соблюдается полный порядок и царит спокойствие в течение всего месяца после революции, пока ему не пришлось покинуть свой пост… Слушать его [Келлера] было необычайно интересно. Он беседовал с одним офицером, который виделся с князем Д[олгоруковым]. Последний сообщил ему, что какой-то Д. вместе со своими людьми освободили Н[ики], и перевез всех их в безопасное место на борт корабля. Неужели это правда? Дай-то Бог!».

Императрицу навещали не только датские офицеры, но и офицеры финской армии. Она всегда любила Финляндию и часто с супругом, императором Александром III, и детьми посещала эту страну. Финский офицер Споре, служивший ранее в Егерском полку и работавший позже в финском Военном министерстве, помогал Марии Федоровне с отправкой писем ее ближайшим родственникам в Данию и Англию.

По воскресным дням императрица старалась регулярно посещать церковь. Ездила в Ай-Тодор. 25 августа – день рождения матери королевы Луизы, который Мария Федоровна всегда отмечала как большой радостный семейный праздник, прошел невесело. Императрица съездила в Мисхор, чтобы в эту страшную жару посидеть немного на берегу, навестила чету Вяземских в Алупке и с грустью записала в дневнике: «Какие же светлые воспоминания были прежде связаны у меня с этим когда-то таким счастливым днем!». Она вспоминала свою благословенную, вечно любимую Мама. Но на этот раз, дав волю своим чувствам, она написала: «Слава Богу, что ей не довелось жить в это жуткое время, когда все вокруг горит и полыхает ярким пламенем, когда брат идет на брата. Случилось то, о чем она так часто предупреждала. Мы, правда, надеялись, что нас минует чаша сия, но, к сожалению, все это выпало на нашу долю!»

Не спадающая жара и постоянные грозы, буйство стихии, характерное для крымского лета 1918 года, находилось в полном соответствии с душевным состоянием императрицы. Ее нервы были напряжены до предела; она пребывала в сильном волнении, напряжении и все время ждала, как она говорила, «достоверных сообщений» о судьбе своих сыновей. Дневниковые записи каждый новый день она начинала с одной и той же фразы: «По-прежнему никаких известий, что меня убивает…»

Каждая семья в России теряла родных: одних большевики убивали, других замучили, третьих сбросили в море, расстреляли на глазах их родителей. 31 августа пришло сообщение, что в Петрограде убили много англичан и четырех офицеров. «Как это гнусно и возмутительно!» – прокомментировала Мария Федоровна.

Особенно тяжелым было положение в Русской армии. Благодаря приказу № 1, изданному Временным правительством с подачи Совета солдатских и рабочих депутатов, «Офицеров убивали, жгли, топили, разрывали, медленно, с невыразимой жестокостью и молотками пробивали им головы», – писал А. Деникин в книге «Путь русского офицера».

До Марии Федоровны дошли сообщения, как в ответ на попытку разгрома Александро-Невской Лавры верующие ответили грандиозной демонстрацией, в которой участвовало около трехсот тысяч человек. Огромный крестный ход шел по Невскому к Казанскому Собору, а по дороге к нему примкнули крестные ходы из других церквей. Такие же выступления проходили в Москве и других российских городах.

1 сентября 1918 года через Всеволодского – внука сына дочери княгини Кочубей, приехавшего в Крым, врача Астраханской армии, пришло новое сообщение – «Ники находится в безопасности». Взволнованная этой новостью, Мария Федоровна 1 сентября радостно записала: «Слава и вечное благодарение Господу!»

От Всеволодского, внука Кочубей, Мария Федоровна узнала, что он приехал в Крым с особым заданием – заручиться согласием Олашки (так Мария Федоровна называла Николашу – великого князя Николая Николаевича – Ю.К.) «возглавить их великое предприятие».