Юлия Кудрина - Императрица Мария Федоровна

22 июля был день именин Марии Федоровны. Отягощенная плохими предчувствиями, она не хотела никого видеть. В этот трудный день, когда все ее существо ощущало что-то непоправимое, только своему дневнику она доверила всю горечь своего отчаяния. «22 июля. Воскресенье. Печальный день моих именин! Не имела никакого желания видеть кого-либо, хотя многие добрые люди хотели прийти с поздравлениями. Я была тронута этим, но так и не отблагодарила их. Мне прислали множество цветов, целые корзины из Симеиза, из Ялты, от лицеистов, от Гужона и т. п…Была с детьми в церкви, с удивлением услышала, что священник молится за меня. Господи Боже, внемли же моим молитвам, спаси и сохрани моего несчастного Ники! От него по-прежнему никаких вестей, только гуляют страшные слухи».

С середины июля жара становится все нестерпимее. 34° – на солнце, 22° – в тени. Полное безветрие. Mope отливало зловеще зеркальной гладью. На душе Марии Федоровны становилось все более и более неспокойно. «23 июля, понедельник… Совершенно обессиленная от жары до завт[рака], писала и читала. Как тяжко жить, не получая никаких известий! Я в полном отчаянии, – ничего не могу делать – это какая-то постоянная пытка».

24 июля приехал из Кисловодска доктор Варавка и рассказал обо всех ужасных событиях, происходящих в Кисловодске. Здоровье Марии Федоровны ухудшалось с каждым днем. После осмотра Варавкой был поставлен диагноз – катар тонкого кишечника.

25 июля. Отметили 24-ю годовщину свадьбы Ксении и великого князя Александра Михайловича. Собрались все жители Ай-Тодора.

29 июля Мария Федоровна посетила местную церковь, но это посещение навеяло только грустные мысли.

Страшные слухи, пришедшие из Екатеринбурга, отсутствие известий о сыне Мише не давали покоя. «Господи, – писала она в дневнике, – внемли же моим молитвам за моего несчастно любимого Ники, за его семью и за Мишу, о котором я не знаю вообще ничего. Даже где он находится, неизвестно! Ужас!» Сердцем матери она чувствовала, что отсутствие информации было верным признаком случившейся непоправимой беды. В своих горестных мыслях Мария Федоровна постоянно возвращалась к своим дорогим внукам, особенно к цесаревичу Алексею, которому 30 июля исполнилось 14 лет. «Боже, спаси и сохрани его и даруй ему более светлые дни», – написала она в тот день в своем дневнике.

Как явствует из писем арестованных и посаженных в Петропавловскую крепость членов императорской семьи, в июле 1918 года они уже знали о том, что царь и его семья расстреляны. Так, великий князь Николай Михайлович, историк, в письме датскому посланнику Х. Скавениусу, сохранившемся в датских архивах, писал в октябре 1918 года из тюрьмы: «Иллюзии ее Величества Императрицы-Матери по поводу судьбы ее Августейшего сына меня расстраивают. Было бы просто чудом, если б он остался целым и невредимым».

Дезинформационные сообщения о судьбе других членов царской семьи и их ближайших родственников, пропавших в Сибири, шли теперь потоком в Крым. Так, 3 августа 1918 года, возвращаясь из Мисхора, Мария Федоровна встретила княжну Вяземскую, которая рассказала ей о письме Эллы (великой княгини Елизаветы Федоровны – Ю.К.) к некоей даме из Кореиза, в котором та сообщала, что Элла якобы живет теперь в Екатеринбурге одна, семья ее уехала, и что все остальные члены романовской семьи находятся в безопасности. Мария Федоровна с радостью записала в дневнике: «Так значит, их и вправду освободили – счастье мое неописуемо! Хвала и благодарение Господу!» И тут же грустно добавила: «Впрочем, больше еще ничего не известно».

В действительности к этому времени Эллы – великой княгини Елизаветы Федоровны уже не было в живых. Великая княгиня Елизавета Федоровна была арестована весной 1918 года вместе со своей подругой, монахиней Варварой Яковлевой, в течение некоторого времени она находилась под стражей в здании школы в городе Алапаевске – маленьком сибирском городе, расположенном в ста пятидесяти верстах к северу от Екатеринбурга.

Через сутки после екатеринбургского злодеяния – расправы над царской семьей – за узниками Алапаевска пришли большевистские убийцы. Им заявлено, что они будут перевезены в другой город ради их собственной безопасности.

Проехав двенадцать верст, тюремщики в лесу высадили своих жертв и расстреляли. Елизавета Федоровна была живой сброшена в отверстие глубокой шахты. Такая же участь постигла ее послушницу, Варвару Яковлеву.

Вместе с ними в старую шахту были сброшены: великий князь Сергей Михайлович, Константин Константинович Романов (младший), Игорь Константинович, Иоанн Константинович, князь Владимир Палей (сын княгини Ольги Палей и великого князя Павла Александровича), и Федор Семенович Ремез – управляющий двором великого князя Сергея Михайловича.

Офицер Павел Булыгин, посетивший в Сибири место убийства Елизаветы Федоровны и остальных жертв алапаевской трагедии, свидетельствовал: «Грамотин и я отправились в местный женский монастырь, куда, как известно было следователю, перевезены тела замученных в городе Алапаевске…» «…Свидетель – мужик, прятавшийся в кустах около шахты, – показал, что он слышал пение “Херувимской” из колодца шахты. Белые похоронили вынутые следствием тела в Перми, в склепе собора… Эти сведения были у Соколова, и мы отправились в читинский монастырь искать игумена Серафима. Много часов провел я в келье игумена Серафима, не раз и ночевал у него. Серафим много рассказывал мне о перевозке тел в Читу и о погребениях их у него в келье под полом. Гробы были перевезены в монастырь русскими и японскими офицерами. Он сам и два его молодых послушника вырыли склеп под полом и поставили в ряд гробы, прикрыв их всего на одну четверть землей».

Когда Пермская губерния была занята войсками адмирала Колчака, 9/22 – 11 /24 октября 1918 года тела были извлечены из шахты, и после освидетельствования были погребены в склепе под алтарем Свято-Троицкого Собора г. Алапаевска.

При последующем отступлении войск адмирала Колчака по распоряжению командующего армией генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса, тело великой княгини Елизаветы Федоровны и других великих князей были доставлены игуменом Серафимом в Пекин.

Транспортировка тел было сложным и трудным делом. «Много было разных опасностей в пути, – свидетельствовал игумен Серафим, – но всюду за молитвы Великой Княгини Бог хранил и помог благополучно добраться до Читы – 16/29 августа 1919 года».

В Чите при содействии атамана Семенова и японских военных властей гробы тайно были перенесены в Покровский женский монастырь, где находились шесть месяцев.

Из свидетельств игумена Серафима: «До ст. Хайлар я доехал без всякой охраны, инкогнито, благополучно. Здесь же на несколько дней власть переходила во власть большевиков, которые мой вагон захватили, вскрыли гроб князя Иоанна Константиновича и хотели над всеми совершить надругание. Но мне удалось быстро попросить китайского командующего войсками, который немедленно послал свои войска, которые отобрали вагон в тот самый момент, когда они вскрыли первый гроб». С помощью китайских и японских военных властей, с большими трудностями игумену Серафиму удалось добраться 3/16 апреля 1920 года до Пекина.