Юлия Кудрина - Императрица Мария Федоровна

21 июля 1918 года, через четыре дня после убийства, как явствует из докладной записки следователя по особым делам Н. Соколова, по Екатеринбургу были расклеены объявления, извещавшие, что жена и сын бывшего императора отправлены в надежное место».

Одни газеты сообщали об убийстве только царя, другие всей семьи, третьи – что всю семью удалось спасти.

Дочери императора Николая II

Документы, находящиеся в настоящее время в руках исследователей, в частности (из архива следователя Н. Соколова), в том числе, шифрованная телеграмма от 17 июля 1918 года председателя Исполкома Уральского обл. совета, а в 1923–1927 годах наркома внутренних дел РСФСР – А.Г. Белобородова, на имя секретаря Совета Народных Комиссаров Н.П. Горбунова, гласила: «Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу (Николая II – Ю.К.). Официально семья погибнет при эвакуации».

18 июля 1918 года на заседании Совнаркома было заслушано заявление председателя ЦИК Свердлова о казни Николая II по приговору Екатеринбургского совдепа. Ленин, естественно, имел подлинную информацию о гибели всей царской семьи. Дневники Л. Троцкого, протоколы заседания Совнаркома и Президиума ВЦИК от января-апреля 1918 года позволяют утверждать, что советское правительство думало о проведении открытого суда над Николаем II и давало указание о подготовке необходимых материалов. Троцкий предлагал открытый судебный процесс, который должен был развернуть картину всего царствования (крестьянская политика, рабочая, национальная, культурная, две войны и проч.). Ленин откликнулся в том смысле, что это было бы очень хорошо, если бы было осуществимо, но времени может не хватить. Как далее свидетельствует Троцкий, решение о казне царя было принято в июле 1918 года.

«…Казнь царской семьи, – писал в своем дневнике Лев Троцкий, – была нужна не просто для того, чтобы напугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что впереди полная победа или полная гибель».

Решающая роль Ленина в убийстве царской семьи подтверждается и многими его соратниками, в т. ч. В. Молотовым.

«Не будьте наивным, – сказал Молотов Ф. Чуеву, – без Ленина никто на себя не взял бы такое решение».

Когда Троцкий возвращался с фронтовой поездки, и узнал, что царская семья убита, он спросил Свердлова: «Что – все?». Свердлов ответил: «Ильич и я так решили. Он не хотел оставлять белым живых символов».

Ложь и дезинформация со стороны лидеров большевистской верхушки дошла до того, что, когда наркома иностранных дел Чичерина спросили американские журналисты, что произошло с императором и его семьей, он не нашел ничего лучшего, как ответить, что он прочел в американских газетах, что великие княжны живы и здоровы и находятся в Америке.

В подобном же духе были выдержаны в тот период и заявления советского посла в Берлине Адольфа Иоффе, который в связи с вопросом о возможном выезде из Крыма в Данию вдовствующей императрицы Марии Федоровны заявил, что все без исключения Романовы должны оставаться в России во имя спасения их жизней. В сохранившемся в российских архивах его письме на имя Владимира Ленина Иоффе 21 июня 1918 года писал:

«Невозможно работать, если нет знать, что происходит в России… что-то делается с б[ывшим] Царем – я ничего не знаю.

Кюльман (фон Рихард 1878–1948) – министр иностранных дел Германии вчера об этом заговорил, и я сказал ему, что не имею никаких сведений, почти не сомневаюсь в том, что его убьют, ибо на Урале германофобское настроение, Царя считают немцем, чехословацкое восстание еще более вызывает германофобство и, кажется. Поэтому там не смогут справиться – произойдет подобная расправа. Не доказывая, что это нам страшно навредит, я доказывал, что мы будет невиновны, а вина падет на случай, если действительно что-нибудь произойдет, можно опубликовать вполне убедительный сериал, доказывающей нашу непричастность совершенно необходимо».

Большевистские лидеры, распространяя дезинформацию о гибели царской семьи, не считали нужным правдиво информировать о событиях, происходящих тогда в России и своих представителей за границей, в частности и Адольфа Иоффе. Как свидетельствуют архивные документы, на запрос Иоффе о расстреле императорской семьи Ф. Дзержинский ответил, что сам Ленин запретил информировать Иоффе об этом. «Пусть уж лучше Иоффе ничего не знает, – сказал он, – ему будет легче лгать».

В телеграмме, находящейся также в архиве следователя Соколова, составленной в ответ на запрос датской газеты “National Tidende” о судьбе царской семьи и датированной 16 июля 1918 года, говорилось: «Слух ложен. Экс-царь жив. Все слухи только ложь капиталистической прессы. Ленин».

Из всего сказанного можно понять, что испытывала императрица Мария Федоровна в июльские дни 1918 года, когда к ней в Крым поступала страшная информация, носившая крайне противоречивый характер.

18 июля императрица практически всю ночь не сомкнула глаз. 19 июля, в четверг, в первую половину дня произошло весьма неожиданное, прямо мистическое событие. После завтрака, откуда не возьмись, появились неизвестные цыгане и стали приставать к Марии Федоровне с гаданием. «Они, – писала императрица в дневнике, – желали непременно погадать мне, и, хотя я отказывалась, одна из них уже успела разложить карты и стала требовать денег». Напуганная Мария Федоровна позвала на помощь адмирала Вяземского. Ему удалось прогнать цыган. Вяземский был очень разгневан, но вместе с тем и напуган. По всей вероятности, он тоже почувствовал что-то неладное в этой необычной ситуации.

Чувствовала ли мать в глубине души, что с ее сыном и его семьей уже произошло самое страшное или нет, трудно сказать. Если да, тогда можно только предположить, что их души – душа матери и душа сына – разговаривала в ту роковую ночь друг с другом. В дневнике 17 июля 1918 года Мария Федоровна записала: «Боже, спаси моего бед[ного] несч[астного] Ники, помоги ему в его тяжких испытаниях»!

Судя по дневниковым записям, императрице в те дни было известно, что чекисты бросили в тюрьму верных слуг царской семьи, последовавших за ними добровольно в Сибирь, – генерал-майора свиты Е.И.В. Василия Александровича Долгорукова; графиню Анастасию Васильевну Гендрикову, фрейлину императрицы Александры Федоровны; Екатерину Адольфовну Шнейдер, гоф-лектриссу императрицы Александры Федоровны; придворного хирурга, бывшего в течение многих лет личным врачом цесаревича Алексея – Владимира Николаевича Деревянко.

Наступило 21 июля 1918 года. С невероятной быстротой отовсюду поступали слухи об убийстве царя и его семьи. «Распространяются страшные слухи о судьбе нашего любимого Ники. Не могу и не хочу им верить, но просто не представляю, как я смогу вынести такое напряжение!.. В четыре часа пополудни встретилась с Орловым. На его взгляд, все эти ложные известия распространяются специально. Дай-то Бог!»