Юлия Кудрина - Императрица Мария Федоровна

Мария Федоровна, предвидя, что ждет сына, пыталась поддержать его, отправляя его сначала в Ниццу, а затем в Абастуман, почти ежедневно писала письма, полные материнской любви и нежности. «Я так счастлива видеть, что ты чувствуешь себя хорошо, вообще привык к пребыванию там и наслаждаешься настоящим солнцем. Фельдъегерь много мне рассказал о тебе и сказал с веселым видом: цесаревич совсем розовый и веселый; это сделало меня совсем счастливою и было как маслом по сердцу. Фельдъегерь меня воистину покорил, видно было, что он счастлив тем, что смог привести мне такие хорошие новости о тебе…». И далее предупреждала: «Надеюсь только, что ты берешь с собою какого-либо опытного провожатого, так как говорят, что там бывают очень сильные шквалы, крайне опасные для тех, кто не знаком с ними». Как мать, она давала сыну советы, с кем ему надо увидеться, кому нанести визит: «Однако я очень сожалею, что ты не встретился с австрийской императрицей. Это крайне досадно, мне очень хотелось, чтобы вы увиделись. Очень мило, что она сама пришла спросить о тебе, это неимоверно много для нее, обычно никого не желающей видеть.

Также очень приятно внимание принца Монако, предложившего тебе для прогулок свой прекрасный парк… Если ты еще увидишь принца, передай ему мое приветствие…».

В другом письме: «Я надеюсь, что когда австрийский император придет на Кап Мартэн, то сразу же ты представишься ему. Он всегда был вежлив и добр с нами, и я считаю необходимым, чтобы ты оказал ему эту учтивость. Думаю, что императрица Евгения теперь уже там, и ей тоже нужно нанести визит, ибо я ни за что на свете не хочу, чтобы о тебе могли сказать, что ты невежлив и не умеешь себя держать» и прибавляла: «Я наверно надоела тебе со всем этим, но кто даст тебе хороший совет, если не я».

Мария Федоровна постоянно испытывала большую озабоченность в связи с болезнью сына. Иногда врачи разрешали ему отправиться с нею в Данию или в поездку по Средиземному морю, но в Санкт-Петербург из-за неблагоприятного климата он приезжал крайне редко.

Осенью 1895 года находясь в Дании, она получила телеграмму об очередном кровотечении у великого князя, и тут же направила письмо дочери Ксении, которая со своим мужем, великим князем Александром Михайловичем, находилась тогда в Абастумане:

«Только что получила телеграмму от Челаева (лейб-медик великого князя – Ю.К. ), который сообщает, что у Георгия снова было кровотечение! Какой ужас, я просто в шоке от отчаяния и страха! Хотя я понимаю, что это ничего не значит, но доставляет бедному Джорджи неприятности, и мне его страшно жалко. Отчего же это все произошло? Оттого, что он слишком много лазил по горам? Ты не сообщила мне в телеграмме. Что он ездил верхом на Гиоргиеву площадку, где вы пили чай. Может, он чересчур много двигается? Как видишь, я все не могу успокоиться. К счастью, ты сейчас рядом с ним, и это меня несколько утешает. Ужасно, что я теперь так далеко, только бы Джорджи вел себя поосторожнее – вот что важнее всего. Поцелуй его от меня и скажи, что все это не имеет никакого значения, постарайся подбодрить его и как можно больше отвлекай от черных мыслей, что могут прийти к нему в одиночестве. Все это меня изрядно угнетает. Бедняжка Джорджи, как бы мне хотелось оказаться сейчас рядом с ним!!»

Великий князь Александр Михайлович вспоминал: «Осенью 1894 года мы с Ксенией были у Жоржа в Абастумане. Он очень изменился за последний год: похудел, побледнел и помрачнел. Болезнь явно прогрессировала. Нам было неудобно быть веселыми около него, говорить о своем счастье и строить планы на будущее. Уезжали мы от него с тяжелым сердцем…».

Великий князь Николай Михайлович, посетивший Георгия Александровича в 1896 году, в письме Николаю II сообщал, что в его состоянии произошли изменения к худшему: «Согласно выраженному Тобой желанию, пишу Тебе вполне откровенно мои личные впечатления о Твоем брате. Пишу Тебе эти строки исключительно для Тебя одного, потому впечатления мои далеко не утешительные.

Я видел Джорджа последний раз 1 декабря [l8]95 года в Абастумане перед его отъездом на Ривьеру. С тех пор нахожу в его внешнем виде большую перемену к худшему. Лицо как-то уменьшилось, скулы выделяются больше прежнего, часто останавливается, и самый кашель, какой-то сухой. Так что больно слушать. Прежде он кашлял, но в известные периоды дня, большей частью после обеда, теперь же с перерывами, но во всякое время.

В противном случае – это роковые признаки, которые в случае повторения могут привести к печальному исходу, и даже совсем неожиданно. У меня просто кровью обливается сердце, когда я на него смотрю и с ним провожу время; подумать, что все средства науки, кажется, останутся, безутешными. Прости, если скажу откровенно, что по-моему все эти Алышевские, Захарьины, Поповы (речь идет о ведущих медиках Российской Медицинской Академии – Ю.К. ), Лейдены (Лейден Э. – проф. Кенигсбергского и Берлинского университетов – Ю.К. ), Шершевские – все это просто шарлатаны и больше кривят своими душами, смотря по тому, куда и как подует ветер».

В один из июльских дней 1899 года великого князя нашли на обочине дороги крестьяне. Он лежал рядом с перевернувшимся мотоциклом. Изо рта у него текла кровь, он кашлял и задыхался. Женщина, свидетельница последних минут жизни великого князя, была доставлена в Петергоф. Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала: «Мне запомнилась высокая в черном платье и черной с белым накидке женщина с Кавказа, которая молча скользила мимо фонтанов. Она походила на персонаж из какой-нибудь греческой трагедии. Мама сидела с ней, запершись, часами». По мнению Ольги Александровны, из всех братьев Георгий наилучшим образом подходил на роль сильного, пользующегося популярностью царя. Она была убеждена, что если бы он был жив, то охотно принял бы на свои плечи бремя царского служения вместе с короной… и, возможно, спас бы Россию от коммунистической революции.

Тело великого князя Георгия было доставлено в Петербург, и он был похоронен в царской усыпальнице Петропавловской крепости. Великая княгиня Ксения Александровна в одном из своих писем писала, с каким трудом держалась на похоронах сына императрица-мать. Поддерживаемая Николаем, она почти теряла сознание.

В царском манифесте по поводу ухода из жизни великого князя, являвшегося наследником престола (царь не имел еще тогда мужского потомства), говорилось: «…Покоряясь безропотно Промыслу Божию, Мы призываем всех верных наших подданных разделить с нами душевную скорбь нашу и усердные моления о упокоении души погибшего нашего брата. Отныне, доколе господу не угодно еще благословить нас рождением сына, ближайшее право наследования Всероссийского Престола, на точном основании основного государственного Закона о престолонаследовании, принадлежит любезнейшему брату нашему, Великому князю Михаилу Александровичу».