Елена Первушина - Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Затем Кутузов нанес французам поражения в боях у Кремса и Шенграбена, но не смог избежать разгрома под Аустерлицем. В этом разгроме многие винили Александра, который приказал начать бой слишком рано, до подхода всех русских сил. Австрия была вынуждена заключить с Францией в Пресбурге (Братиславе) тяжелый для нее мирный договор.

Теперь против Наполеона выступали Россия, Англия, Пруссия и Швеция. Но Наполеон быстро разгромил прусские войска под Йеной и Ауэрштедтом. Потом была битва с русскими у Прейсиш-Эйлау, где обе стороны «пустили друг другу кровь», но ни одна не одержала решительной победы. Позже Наполеон в разговоре с русским военным агентом во Франции А.И. Чернышевым заявил: «Я назвал себя победителем под Эйлау потому только, что вам угодно было отступить». Александр же считал, что победа осталась за ним и для русских офицеров – участников битвы изготовили золотой крест «Победа при Прейсиш-Эйлау 27 генв. 1807 г.». Последовало новое сражение – 2 (14) июня под Фридландом на западном берегу реки Алле. На этот раз победили французы и 21 июня 1807 года Александр вынужден подписать мирный договор с Наполеоном в Тильзите.

На полях сражений Александру нужны были полководцы, такие как Кутузов, хотя император не всегда следовал его советам. Когда настало время вести мирные переговоры, ему потребовались дипломаты и секретари, и одним из них стал Сперанский.

С 1807 года Михаил Михайлович становится личным секретарем императора. Он познакомился с Наполеоном и тот, восхитившись его владением слогом, в шутку предложил Александру обменять Сперанского «на какое-нибудь королевство».

Один из друзей царя Павел Александрович Строганов написал о своем повелителе: «По свойственной ему лености, должен был, естественно, предпочитать тех, которые, легко схватывая его мысли, способны выразить их так, как он сам хотел бы это сделать, и избавляя его от труда, старательно отыскивать желательные выражения, излагать его мысли ясно, и, если возможно, даже изящно, это условие избавления от труда существенно необходимо». И Александр привлекает Сперанского к составлению не только внешнеполитических документов, но и указов, касающихся внутренней политики России. В декабре 1808 года император поручает Сперанскому составить так называемое «Введение к уложению государственных законов».

В начале Сперанский дает краткий очерк движения России от абсолютного единовластия к тому, что мы сейчас назвали бы «правовым государством»: еще при Алексее Михайловиче «признаваемо было необходимым призывать на совет просвещеннейшую по тогдашнему времени часть народа, бояр, и освящать меры сии согласием патриарха; приметить здесь должно, что советы сии не были делом кабинета, но установлением публичным и в самых актах означаемым».

При Петре I политическое положение в России не изменилось, но «по одному, так сказать, инстинкту просвещения он все к тому приуготовил»: познакомив Россию с европейской культурой и образованием, он тем самым готовил ее к свободе.

Попытку верховников ввести ограничения самодержавной власти Сперанский признает преждевременной и напоминает «сколь тщетно предварять обыкновенный ток вещей».

«Дщерь Петрова», как и ее отец, не стала ни на йоту поступаться своей самодержавной властью. Но система, обозначенная ее отцом сама собой, благодаря «обычному току вещей», толкала государство к политическим изменениям. «Век Императрицы Елисаветы тщетно протек для славы государства и для политической его свободы. Между тем однакоже семена свободы, в промышленности и торговле сокровенные, возрастали беспрепятственно».

И наконец, век Екатерины II должен был стать временем триумфа гражданских свобод. «Все, что в других государствах введено было для образования генеральных штатов; все то, что в политических писателях того времени предполагалось наилучшего для успехов свободы; наконец, почти все то, что после, двадцать пять лет спустя, было сделано во Франции для открытия последней революции, все почти было ею допущено при образовании Комиссии Законов. Созваны депутаты от всех состояний, и созваны в самых строгих формах народного законодательного представления, дан наказ, в коем содержалось сокращение лучших политических истин того времени, употреблены были великих пожертвования и издержки, дабы облечь сословие сие всеми видами свободы и величия, словом, все было устроено, чтобы дать ему, и в лице его России, бытие политическое». Но «Уложенная комиссия» – парламент с совещательным голосом были лишь «эфемеридой», просуществовавшей всего два года, а «поблажки», сделанные одним сословиям («Жалованной грамоте дворянству 1785»), оборачивались ограничением прав других – Екатерина не только не освободила российских крестьян, но и ввела крепостное право в Малороссии. Сперанский признает эту двойственность решений императрицы, признает, что с ходом времени она разочаровалась в своих юношеских идеалах.

Каким же должен быть следующий шаг?

Сперанский предлагает систему, которая кажется нам привычной и само собой разумеющейся: «Три силы движут и управляют государством: сила законодательная, исполнительная и судная. Начало и источник сих сил в народе: ибо они не что другое суть, как нравственные и физические силы людей в отношении их к общежитию».

Он снова вводит понятие «коренных законов» – общих принципов, составляющих непреложную основу законодательства. Еще ранее он утверждал, что в составлении «коренных законов» должен принимать участие народ. Но является ли народ однородным?

В этом документе Михаил Михайлович предлагает разделить всех граждан российской империи на три «состояния» – дворяне, «среднее сословие», к которому относятся купцы, мещане, государственные крестьяне, однодворцы и чиновники, т. е. все способные владеть собственностью, но не являющиеся дворянами, и «народ рабочий», т. е. крепостные крестьяне и дворовые люди, наемные рабочие, мастеровые. В их распоряжении находятся только часть, как сказали бы в конце XIX века, «производительных сил» – их собственные навыки, отчасти, возможно, орудия труда и сырье, но поскольку они не обладают автономией, то не могут иметь всей полноты прав. Гражданскими правами («то есть безопасность лица и имущества») обладают все, без исключения. Но политические права остаются прерогативой только первых двух классов: дворян и людей «среднего состояния».

Критерием оказывалось владение недвижимостью – землей или домами, лавками, мастерскими и т. д. «Но если вместе с ними допустить к сему участию и людей, собственности не имеющих, тогда голос и суждение сих последних по числу их, без сомнения, возьмет перевес, и, следовательно, все избирательные силы народа перейдут в руки тех самых, кои наименее в доброте сих выборов имеют участие и наименее способов к правильному их усмотрению».