Елена Первушина - Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Изоляция от семей сильно сближала воспитанников, создавала то ощущение, которое позже передал Пушкин в стихотворении, написанном к очередной лицейской годовщине 19 октября:

Кстати, лицейские прозвища Пушкина и Горчакова были похожи. Пушкин – Француз, Горчаков – Франт.

Есть среди первых стихов Пушкина и два послания «Князю А.М. Горчакову», одно – шутливое, которое сам адресат счел неприличным, другое – торжественное и печальное, как и полагалось перед выпуском. Но нам, знающим дальнейшие события, они могут показаться пророческими:

Эту дружбы не нарушала даже конкуренция, которая поощрялась учителями. Учеников в классе и в столовой сажали по успеваемости. Первые места, как правило, занимали Вольховский, Пущин, Матюшкин и Кюхельбекер. «В хвосте» плелись Константин Данзас и Силольверий Брольо (Броглио), близко к концу сидел Пушкин, как правило, из-за рассеянности и неумения сосредоточиться. Позже в черновом варианте стихотворения «19 октября» Пушкин напишет:

Справедливости ради нужно отметить, что Сильвестр Брольо приехал вместе с отцом из Пьемонта, и еще плохо говорил по-русски. Данзасу же, по мнению лицейских педагогов, свойственны «мешковатость, вялость, неловкость, и притом и леность». Товарищи называли его Медведь.

Горчаков вместе с Корфом и Ломоносовым изо всех сил пытались занять первые места. Профессор И.Ф. Кошанский писал о Горчакове: «Князь Александр Горчаков один из тех немногих питомцев, кои соединяют все способности в высшей степени: особенно заметна в нем быстрая понятливость, объемлющая вдруг и правила, и примеры, которая, соединяясь в нем с чрезмерным соревнованием, прилежанием, особенно с каким-то благородно-сильным честолюбием, превышающим его лета, открывает быстроту разума и некоторые черты гения, но сии способности, развиваясь быстро, сильными порывами, вредят его здоровью. Успехи его чрезвычайны».

А второй директор лицея Е.А. Энгельгардт отзывался о нашем герое так: «Сотканный из тонкой духовной материи, он легко усвоил многое и чувствует себя господином там, куда многие еще с трудом стремятся. Его нетерпение показать учителю, что он уже все понял, так велико, что никогда не дожидается конца объяснения. Если в схватывании идей он выказывает себя гениальным, то и во всех его более механических занятиях царят величайший порядок и изящество.

Так как он с самого детства был подвержен всяким внешним и внутренним эмоциям, этот пыл подорвал его организм, в особенности легкие, чему больше всего способствовал один чрезвычайно разрушительный порок, которому он, к сожалению, был подвержен уже с ранних лет. Теперь его здоровье, по-видимому, совсем восстановилось, хотя его экспансивность нисколько не уменьшилась. Поскольку и теперь, однако, пылкость его стихия, то кажется, что она уничтожила все более спокойные и добрые свойства его души и при его остром чувстве собственного достоинства у него проявляется немалое себялюбие, часто в отталкивающей и оскорбительной для его товарищей форме. Чаще всего он вступал в спор с Кюхельбекером. От одних учителей он отделывается вполне учтивыми поклонами, а с другими старается сблизиться, так как у них он находит или надеется найти поддержку своему тщеславию. В течение долгого времени он непременно хотел оставить лицей, ибо думал, что в познаниях он больше не может двигаться вперед, и надеялся блистать у своего дядюшки».

«Дядюшка», у которого надеялся блистать юный Горчаков – это по всем видимости Алексей Никитич Пещуров – двоюродный дядя по отцовской линии. Он служил в Семеновском полку, затем был директором Государственного Заемного банка, потом предводитель дворянства Опочецкого уезда, потом – витебский, а затем псковский гражданский губернатор. В бытность свою псковским губернатором, он будет надзирать за ссыльным Александром Сергеевичем Пушкиным, покровительствовать ему и разрешать ездить по всей своей губернии. Современники описывают его, как некрасивого, но добрейшего души человека, этакого «принца Рике-с-Хохолком» из сказки Шарля Перро (Пещуров, как и принц Рике, был горбат), который мягкостью характера и тактом сумел заслужить любовь жены, выданной за него по желанию родителей. Именно он устроил юного Горчакова в гимназию, именно он ввел его в петербургское общество, где Алексея Никитича все знали и любили, и безусловно, был той поддержкой, в которой так нуждался нервный и впечатлительный мальчик.

Борьба за первенство особенно обострилась перед выпускными экзаменами. Горчакову удалось догнать Вольховского по оценкам, но было решено дать ему только Малую золотую медаль, а Вольховскому – Большую, так как он проявил больше скромности и старания. Биограф Вольховского, его родственник Е.А. Розен, так описывает это соперничество: «Время близилось к выпуску, и начальство лицея хотело, чтобы на мраморной доске золотыми буквами был записан Горчаков, по наукам соперник Вольховского, но большинство благомыслящих товарищей Вольховского просили, чтобы первым был записан Вольховский, потому говорили они: „хоть у них отметки и одинакие, но Вольховский больше старается и в поведении скромнее“; тогда начальство лицея решило так: записать их обоих – первым чтобы был Владимир Вольховский, вторым князь Александр Горчаков».

М.А. Корф пишет по этому поводу: «Князь А.М. Горчаков был выпущен из лицея не первым, а вторым. Первым был Владимир Дмитриевич Вольховский. Но нет сомнения, что в этом сделана несправедливость, единственно, чтобы показать отсутствие всякого пристрастия к имени и связям Горчакова. Блестящие дарования, острый и тонкий ум, неукоризнанное повеление, наконец само отличное окончание курса давали ему право на первое место, хотя товарищи любили его за некоторую заносчивость и большое самомнение менее других».

Так юный Горчаков получил первый урок дипломатии, как искусства компромиссов.

По окончании Лицея Горчакова зачисляют в коллегию иностранных дел чиновником IX класса – титулярным советником. Ту же должность, в том же чине и в том же ведомстве получил и юный Пушкин. Но насколько разными были их устремления! Нам хорошо известно, что из Пушкина получился весьма посредственный чиновник. По успеваемости он был 24-м из 29 выпускников, на службе только числился, зато исправно посещал скандальные литературные общества и вольнодумные кружки, которых тогда еще было великое множество, не упускал случай приударить за красивой женой своего непосредственного начальника.