Елена Первушина - Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

К слову, не у одного Блока Победоносцев ассоциировался с совой. На зарисовке Репина к картине «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года в день столетнего юбилея со дня его учреждения», рядом с наброском Константина Петровича в круглых роговых очках написано: «Так совсем Сова, удлинить очки». Блок задумал свою поэму только в 1910 году, так что о ее влиянии на восприятие Репина говорить не приходится. Видимо, Репин действительно изменил форму очков, как и собирался, но Победоносцев на картине подслеповато щурится, и все равно напоминает сову. Кем же был этот «колдун», обнявший своими «совиными крылами» всю Россию?

О человеке могут многое рассказать воспоминания людей, знавших его в детстве, знавших его родителей, бывавших у них дома «запросто», видевших в каких условиях он рос, каким было его детское прозвище, его характер, какие забавные истории с ним происходили. Ничего этого о Победоносцеве мы не знаем. Все, чем мы располагаем из рассказов о его детских годах – строки из его собственного письма Николаю II, в которых он повествует о своей биографии весьма формально, и, я бы сказала, «житийно». Это, конечно, не детство будущего святого, наполненное чудесами и предзнаменованиями, но детство будущего патриота и идеального государственного чиновника, с юных лет получившего надлежащее воспитание и твердые моральные устои. Вот что пишет Победоносцев: «Родился я в Москве в семье профессора Моск. университета. У отца моего было 11 человек детей, кои все устроены трудами отца. Воспитан в семье благочестивой, преданной царю и отечеству, трудолюбивой. Меня, последнего сына, отец свез в Петербург и успел определить в 1841 году в училище правоведения. Я кончил курс в 1846 году и поселился в родном доме в Москве, на службе в Сенате. По природе нисколько не честолюбивый, я ничего не искал, никуда не просился, довольный тем, что у меня было, и своей работой, преданный умственным интересам, не искал никакой карьеры и всю жизнь не просился ни на какое место, но не отказывался, когда был в силах, ни от какой работы и ни от какого служебного поручения». Собственно вот и все сведения о детстве и юности Константина Петровича. Наверное, такую автобиографию мог бы написать Молчалин, с его «умеренностью и аккуратностью», доведись ему сделать блистательную карьеру и переписываться с Государем Императором.

В 1859 году Победоносцев защитил магистерскую диссертацию «К реформе гражданского судопроизводства» и был избран профессором юридического факультета Московского университета по кафедре гражданского права. В том же году он публикует памфлет «Граф В.П. Панин. Министр юстиции», который выходит в Лондоне VII книжкой «Голосов из России» в… типографии А.И. Герцена. В этом произведении он призывает правительство вернуться к истинному пониманию своей задачи – как служении России и ее народу. «Идея о патриотизме, которую покойный государь открыто стремился превратить в понятие о службе правительству, как будто вовсе исчезла из сознания наших правителей от мала до велика; служба государственная почти повсеместно – сделалась службою – лицу Начальника, или службою маммону». И высказывает идею, которая позже станет одной из его «любимых», о самодержавии, как самом естественном пути, если не для всего мира, то точно – для России. Самодержавие – это утраченный идеал, к которому необходимо вернуться. «Императорская власть, при нынешнем развитии Министерской, сделалась мифом, не имеющим существенного значения. Государь вверяет власть свою Министрам, все, что знает, знает от них и покрывает все их действия своим именем! Не так бывало прежде, при Петре, при Екатерине, – но преемники их к несчастию пожертвовали отвлеченной пустой идее власти всем существом ее…»

Молодой правовед также публикует несколько статей в «Вестнике» и о нем заговорили, его имя стало на слуху в двух столицах и в 1859 году его приглашают преподавать основы права цесаревичу Николаю Александровичу, которому было тогда 16 лет. Он сопровождает Николая в его традиционной образовательной поездке по России, и пишет об этом книгу, которая, разумеется, вызывает жгучий интерес в обществе. Все восхищаются слогом Победоносцева. Как и Сперанский, он обладает даром оказывать влияние на своих читателей, «заражать» их своей логикой, когда они невольно следуют за плавным течением его мысли и приходят в итоге к тем выводам, к которым хотел привести их автор. Один из современников писал о сочинениях Константина Петровича: «Он обладает удивительным искусством писать какими-то несомненными словами, с какой-то механической точностью выражающими свое содержание. Даже в минуты одушевления в его речи слышна металлическая, звонкая точность: его слова не отстают от мыслей, не обгоняют их; ни намеков, ни поэтической недосказанности в них нет» и далее сравнивает стиль Победоносцева с писаниями отцов церкви. Возможно, еще в годы преподавания, у Константина Петровича выработалась привычка даже в частных письмах повторять свою мысль по нескольку раз, разными словами, чтобы собеседники лучше уяснили и запомнили ее. Вы без труда обнаружите этот прием в приведенных ниже письмах Победоносцева наследнику, а потом и императору Александру Александровичу.

К.П. Победоносцев

Когда же Николай умер, «новый цесаревич, слышав обо мне доброе от покойного брата, пожелал меня иметь при себе для преподавания. Я не мог уклониться и переехал в Петербург в 1866 году на жительство и на службу. Тут довелось мне последовательно вести занятия и с в. кн. Владимиром, и с цесаревной Марией Федоровной, и с в. кн. Сергием, и даже с в. кн. Николаем Константиновичем. Я стал известен в правящих кругах, обо мне стали говорить и придавать моей деятельности преувеличенное значение. Я попал, без всякой вины своей, в атмосферу лжи, клеветы, слухов и сплетен. О, как блажен человек, не знающий всего этого и живущий тихо, никем не знаемый на своем деле!»

В самом деле, очень скоро в свете Победоносцева прозвали «нимфой Эгерией Аничкова дворца». Аничков дворец резиденция наследника и его семьи, а нимфа Эгерия – персонаж из римской мифологии, полубогиня, дававшая мудрые советы второму римскому царю Нуме Помпилию. Что же он ему советует?

Например, быть в Москве, в ноябре 1867 года на похоронах митрополита Филарета – личности весьма незаурядной, одного из крупнейших богословов своего времени, которого Аракчеев подозревал в тайной приверженности протестантизму, и с которым Пушкин как-то вступил в стихотворно-богословский диалог. Несомненно, вместе с Филаретом уходила целая эпоха, и Константин Петрович считал, что наследник должен проводить его в последний пуст.