Елена Первушина - Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Сергей Юльевич Витте, которому, по его собственному признанию, и принадлежала идея установить памятник, вспоминал: «На меня произвел этот памятник угнетающее впечатление, до такой степени он был уродлив… памятник этот при открытии заслужил общее хуление. Все большей частью критиковали этот памятник… большинство критиковало потому, что этот памятник вообще имеет в себе нечто несуразное… Но прошло некоторое время и теперь с этим памятником более или менее примирились, а некоторые даже находят выдающимся в художественном отношении. Так, известный художник Репин уверяет, что этот памятник представляет собою выдающееся художественное произведение. Мне приходилось последнее время встречать людей, которые сначала критиковали этот памятник, а теперь находят в нем некоторые черты высокого художества».

Критика касалась не только и не столько мастерства скульптора. В монументе Александру III, как и в «Медном всаднике», также был символ государственности, но символ карикатурный и давно дискредитировавшей себя. По городу ходила легенда, что сам Паоло Трубецкой сказал о своем творении: «Политикой не занимаюсь. Просто изобразил одно животное на другом», – и конечно, это высказывание «прочитывалось» именно как политическое заявление. Про этот памятник, как и про памятник Николаю I, тоже сложили частушку, не менее язвительную:

Были и отзывы от собратьев художников, но они касались в первую очередь не мастерства Трубецкого. Рассказывали, что Илья Ефимович Репин присутствовал на торжественном открытии этого памятника и в ту минуту, как увидел его, закричал: «Верно! Верно! Толстозадый солдафон! Тут он весь, тут и все его царствование!»

Александр Бенуа объяснял: «Художник противопоставил свою дерзкую мысль воле заказчика-государя и вынес столь жестокий приговор царю-миротворцу („автору договоров с союзниками“), что заказчика с самого открытия памятника не покидала мысль отправить его в ссылку в Сибирь, подальше от своих оскорбленных сыновьих глаз… Мощь обусловлена не просто удачей мастера, но глубоким проникновением художника в задачу. Александр III на Знаменской площади не просто памятник какому-то монарху, а памятник, характерный для монархии, обреченной на гибель. Это уже не легендарный государь-герой, не всадник, мчащийся к простору, а это всадник, который всей своей тяжестью давит своего коня, который пригнул его шею так, что конь ничего более не видит…».

Борис Кустодиев писал жене: «Видел вчера вечером памятник Александру III. Очень смешной и нелепый, лошадь совсем без хвоста, с раскрытым ртом, как будто страшно кричит, упирается и не хочет идти дальше, а он сам нелеп и неуклюж, особенно комичное впечатление сзади! Спина как женская грудь и лошадиный зад без хвоста. Кругом масса народа, очень меткие и иронические замечания делают»…

Памятник Александру III. Современное фото

И наконец философ серебряного века Василий Розанов, написал об этом памятнике целое эссе. Он так описывает свои впечатления от проекта памятка: «Это замечательно, это замечательно! Тут все мы, вся наша Русь от 1881 до 1894 года, – чаяния, неуклюжие идеалы, „тпрр-у“, „стой“ политики и публицистики, в которой и я так старался, бывало… Да и все мы, сколько нас!!. Боже, до чего это верно! До чего это точно! Тут и Грингмут, и М.П. Соловьев, главноуправляющий по делам печати, и Л.А. Тихомиров, и субсидируемое старообрядцем Морозовым „Русское Обозрение“, которого никто не читал, оно давало только убытки. Сколько пота… И вот – 1902 год, и только теперь, оглянувшись, видишь, как все это было…

…было похоже на этот памятник?

Я не знаю что, как, но я сам с величайшими усилиями тянул „гуж“ в эти годы, и вот, взглянув на это, на эту бесхвостую лошадь – непременно бесхвостую! – и плачу, и негодую, и смеюсь каким-то живым смехом, «от пупика»… Потому что все это – правда, в этом коне, всаднике, монументе!.. Изумительно!».

Здесь нужно еще отметить, что по мысли инициатора Сергея Юльевича Витте, памятник должен стать не карикатурой, а данью уважения Александру III. Он пишет: «По смерти Императора Александра III, в виду моего чувства поклонения его памяти, я сейчас же возбудил вопрос о сооружении ему памятника, зная, что если это не будет сделано, покуда я нахожусь у власти, то это затем не будет сделано в течение многих десятков лет». И замечает: «Отчасти эта критика была связана с тем, что памятник Императору Александру III, Императору весьма реакционному, был так скоро открыт благодаря моему содействию, моей энергии, в то время, когда памятник Александру II в то время и до настоящего времени отсутствует. Затем в некоторых слоях общества этот памятник критиковали в виду моего участия в этом деле, а большинство критиковало потому, что этот памятник вообще имеет в себе нечто несуразное».

Так кем же был этот человек, который вызывал ненависть в прогрессивной Российской интеллигенции и к которому Витте испытывал, по его собственным словам, «чувство поклонения»?

Александр стал наследником престола в 1865 году, когда от чахотки скончался его старший брат 22-летний Николай. Александру тогда исполнилось двадцать лет, и он влюблен во фрейлину своей матери, княжну Марию Мещерскую. Почти сразу же после провозглашения Александра наследником встал вопрос о его женитьбе. На семейном совете было решено, что Александр должен посвататься к невесте своего покойного старшего брата – принцессе из Дании Марии Софие Фредерике Дагмар.

Решение это далось великому князю трудно, но сыновняя почтительность и братская привязанность победили все сомнения: Александр не мог подвести семью. В дневнике он пишет: «Я чувствую, что могу и даже очень полюбить милую Минни, тем более что она так нам дорога. Даст Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все это милая Минни; я не знаю её чувства ко мне, и это меня очень мучает. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе. Я усердно молюсь Богу, чтобы Он благословил меня и устроил мое счастье».

В 1881 году, когда он вступил на престол, ему уже 37 лет и у него и Марии Федоровны (такое имя приняла Дагмар при крещении в православие) было четверо детей, старшему из которых, будущему императору Николаю едва исполнилось 13 лет. Как и Александру I, Александру III пришлось занять престол после гибели своего предшественника.

«Страшным было его вступление на царство, – писал его учитель и друг Победоносцев. – Он воссел на престол отцов своих орошенный слезами, поникнув головой, посреди ужаса народного, посреди шипения кипящей злобы и крамолы. Но тихий свет, горевший в душе его, со смиреньем, с покорностью воле Промысла и долгу, рассеял скопившиеся туманы, и он воспрянул оживить надежды народа. Когда являлся он народу, редко слышалась речь его, но взоры были красноречивее речей, ибо привлекали к себе душу народную; в них сказывалась сама тихая, и глубокая, и ласковая народная душа, и в голосе его звучали сладостные и ободряющие сочувствия. Не видели его господственного величия в делах победы и военной славы, но видели и чувствовали, как отзывается в душе его всякое горе человеческое и всякая нужда и как болит она и отвращается от крови, вражды, лжи и насилия. Таков сам собою вырос образ его пред народом, пред всею Европой и пред целым светом, привлекая к нему сердца и безмолвно проповедуя всюду благословение мира и правды».