Жорж Бордонов - Филипп IV Красивый. 1285–1314

С 1322 года графством Фландрия управлял Людовик де Невер и де Ретель [389] Людовик I Неверский (ок. 1304 — 25 августа 1346) — граф Фландрии с 1322, граф Невера (Людовик II) с 1322, граф Ретеля с 1328 из дома Дампьер, сын Людовика I, графа Невера, и Жанны, графини Ретеля. , внук Роберта де Бетюна. Нарушив традиции своих отцов, он раздражал коммуны своим произволом и поборами и спровоцировал народное восстание. Захваченный жителями Брюгге, он был вынужден согласиться на унизительный договор. Как только его освободили, он поспешил в Париж и обратился за поддержкой к Карлу IV. Тем временем фламандское дворянство мобилизовалось, чтобы поддержать своего графа. Оказавшись под угрозой французского вторжения и покинутые дворянством графства, коммуны согласились аннулировать договор, навязанный Брюгге Людовику де Невер, и выплатить штраф своему сюзерену, королю Франции. Смутьяны были приговорены только к" паломничеству" в качестве искупления за свои грехи.

На этом закончилось правление Карла IV Красивого, который умер 1 февраля 1328 года в возрасте тридцати четырех лет. Он оставил только дочерей, но королева была беременна. Карл IV сам назначил регента: своего кузена Филиппа Валуа, сына Карла Валуа, умершего в 1325 году. Королева родила дочь. В результате очередного применения "Салического закона" Филипп Валуа стал королем Франции под именем Филипп VI [390] Филипп VI де Валуа (1293 — 22 августа 1350) — король Франции с 1328 года, родоначальник династии Валуа на французском престоле. . Он был потомком Святого Людовика, но по младшей линии. Династия старшей линии Капетингов угасла вместе с Карлом IV Красивым.

Не странно ли, что трое сыновей Филиппа Красивого неукоснительно следовали по проложенному им пути? Было ли это недостатком таланта, инициативы или воображения с их стороны? Это можно сказать о скучном Людовике X Сварливом, но не о Филиппе V Длинном, который имел задатки великого короля, и не о Карле IV Красивом, чьи успехи во внешней политике неоспоримы. Однако при внимательном рассмотрении действий трех молодых королей в отношении Англии, Фландрии, Империи, Святого Престола, дворянства и Третьего сословия, создается отчетливое впечатление, что именно отец вдохновлял их, и склоняешься к мысли, что если бы судьба не оборвала преждевременно нить их дней, их царствование было бы таким же блестящим. Филипп Красивый, несомненно, доминировал в историческом периоде, отделявшем смерть Людовика Святого от пресечения Капетингов; его двадцатидевятилетнее правление было отмечено исключительными событиями, сопровождалось драмами и беспорядками всех видов. Однако, похоже, что именно его личность, а не величие его деятельности восхищала его сыновей. Три молодых короля использовали его методы правления и оставались верными его политике. Их реакции на однотипные события были абсолютно одинаковыми. Они не подражали ему, они продолжали его, потому что были проникнуты его мышлением. В таких случаях наследственность и традиции могут служить лишь предположениями. Поэтому единственное удовлетворительное объяснение заключается в том, что личность отца была достаточно исключительной, чтобы проявить себя и из могилы. Умерший король остался и правил через своих сыновей!

Мне кажется, что ключ к загадке "Филиппа Красивого" находится здесь. Это странное упорство отвечает на раздражающий вопрос, который мы постоянно задаем себе о нем: был ли он действительно тем железным королем, которым кажется, или игрушкой своих советников?

Современники ничего не говорят нам о его реальной личности. События, лишенные своего содержания, проходят под их руками, как бусинки на четках. Автор " Grandes Chroniques " [391] «Большие французские хроники» (фр. Grandes Chroniques de France ) или «Хроники Сен-Дени» — летописный свод истории французской монархии начиная со времен ее возникновения. Создавались с начала XI до конца XV в., важный источник, содержащий сведения о политической истории Франции. «Хроники» охватывают времена Меровингов, Каролингов и Капетингов, начинаясь с легендарных времен — истории троянцев, считавшихся прародителями французов. никогда не оживляет свой рассказ яркими образами; его текст — памятник скуке. Гийом де Нанжи удручающе сух, и его преемник не лучше. Жоффруа Парижский в своей неудобоваримой хронике в стихах мог бы дать больше жизни, но он собирает сплетни в кучу, а его личная неприязнь к королю делает его свидетельства подозрительными. Рыцарь Гиар — воин: он хорошо отзывается только о сражениях и видит в Филиппе Красивом бесстрашного рыцаря в битве при Монс-ан-Певель; однако этот король-дипломат ничего так не ненавидел, как войну. Итальянец Виллани более или менее копирует французских летописцев, добавляя то тут, то там свою крупицу соли. Все они сходятся в том, что восхваляют непревзойденную красоту Филиппа Красивого, элегантность его жестов и одежды, величие его лица. Они с готовностью повторяют, что он был набожным и верным мужем; на этом их расследования заканчиваются! Достаточно прочитать бесстрастные заявления Бернара де Саиссе, чтобы понять его бесстрастность, холодность, тревожащее молчание, представить себе этот неподвижный и ледяной, невыразительный, но пристальный взгляд, который не мог выдержать пылкий епископ. Этот монарх, скупой на слова, но ужасно внимательный, эта статуя из плоти с выверенными жестами, приводила в замешательство современников. В отсутствие ярких заявлений и красочных анекдотов все, на что они могли опираться, — это указы, постановления и договоры. Они не видели или не хотели видеть, что факты говорят за Филипа Красивого. Правда, он им не очень нравился, и он ничего не делал, чтобы понравиться. Ему было достаточно послушания и уважения. Они не понимали его, но он и не стремился быть понятым; он хотел лишь молчаливого одобрения, когда это было ему полезно. Поэтому, за неимением ничего лучшего, они поддержали общее мнение. Они упрекали его в том, что он тратит уйму времени на охоту, что он позволяет своим советникам руководить им, что он слишком давит на свой народ. Из уважения к королевской особе, помазанной и священной, они предпочитали изображать его благосклонным государем, полным добрых намерений, но слабым, доверчивым, жертвой своих "рыцарей политической кухни", короче говоря, безответственным.

И все же, если бы он был невнятным персонажем, превосходной, но пустотелой статуей, как они предполагают, его политическое мышление и стиль правления, несомненно, не оставили бы такого глубокого отпечатка в сознании его сыновей. Напротив, можно считать естественным, что они должны были занять противоположную точку зрения на правление своего отца, хотя бы для того, чтобы утвердить свою независимость или укрепить свою репутацию. Они и не думали сделать это. Единодушие между отцом и сыновьями очевидно.