Жорж Бордонов - Филипп IV Красивый. 1285–1314

Когда мы объективно анализируем правление Филиппа Красивого, всплывает еще один очевидный факт; он абсолютно противоречит Мишле [392] Жюль Мишле́ (21 августа 1798 — 9 февраля 1874) — французский историк и публицист, представитель романтической историографии, автор глубоко субъективных трактатов об истории, обществе и природе, написанных ярким, взволнованным языком. Автор термина «Ренессанс» («Возрождение»). и другим романтическим историкам! В любых обстоятельствах человек воспринимает волю, направленную к единой цели. На это можно возразить, что такие люди, как Флот, Ногаре, Мариньи, Плезианс и им подобные, сыграли важную, возможно, решающую роль. Правда, эти серьезные персонажи делали громкие заявления, явно проявляли инициативу и иногда злоупотребляли своими полномочиями. Но все говорит о том, что они были не более чем исполнителями. Они обладали значительными, но шаткими полномочиями. Они могли быть отстранены от должностей в любой момент. У них не было какой-то узкой специализации, им поручали то одну то другую миссию; они были по очереди воинами, дипломатами, судьями, администраторами. Они действовали только с официального согласия или следуя подробным инструкциям короля. Король ревниво следил за их ограниченным влиянием. Несмотря на свои выдающиеся заслуги, Флот и Ногаре так и не получили титул канцлера Франции, которого они так жаждали. Они оставались Хранителями Печати, поскольку по закону канцлер был несменяем и по этой причине мог в определенной степени противостоять королевской воле. Что касается Мариньи, то он был не более чем камергером, хотя и заменял Филиппа Красивого в течение нескольких месяцев.

Допустим, однако, что Флот, Ногаре и Мариньи косвенно занимали пост премьер-министра; следовательно, Филипп Красивый находился под влиянием последовательно каждого из них. Как в рамках этой гипотезы можно объяснить единство взглядов, характерное для его правительства, постоянство методов, не все из которых достойны похвалы? В его правлении все переплетается, запутывается и накладывается друг на друга. Но когда мы разделяем составляющие его элементы, проявляется неумолимая логика их последовательности. Уничтожение Ордена стало следствием конфликта с Бонифацием VIII: сломив стремление церкви к гегемонии, Филипп Красивый не мог допустить, чтобы в его королевстве существовал военно-религиозный орден, подчиняющийся только власти Папы, образующий государство в государстве. Войны против Англии и Фландрии не были завоевательными войнами; они были частью процесса подчинения феодалов единой власти: король не мог терпеть, чтобы Эдуард II и Ги де Дампьер действовали самостоятельно и не выполняли своих обязанностей как вассалов. Все указы и постановления сходились к одной цели: обобщить закон, сделать его единым, контролировать его исполнение, распространить военную службу и обязанность участвовать в государственных расходах на все классы общества, в обмен на гарантию безопасности и справедливости для всех. Это была грандиозная программа, которая не осуществлялась наобум, а была составлена, по сути, в начале царствования и долгое время хранилась в тайне самим человеком, который ее задумал, то есть королем!

Ни Флот, ни Ногаре, ни Мариньи не изменили этого курса. Если бы они преобладали в совете, то, по крайней мере, можно было бы заметить различия, связанные с их характерами. Однако не видно никаких трещин, разрывов или каких-либо изменений. С другой стороны, если бы Филипп Красивый был только номинальной фигурой, возникли бы интриги, даже дворцовые перевороты. Достаточно вспомнить, как трудно главам государств нашего времени, даже если они обладают личной властью, сохранить сплоченность своего большинства, единство своего правительства! Было бы неверно полагать, что люди Средневековья отличались от наших современников… Команда Филиппа Красивого оставалась на месте на протяжении всего его царствования. Флот погиб в бою, Ногаре умер на своем посту, а Мариньи пережил своего короля. Поэтому следует признать, что железная воля держала в узде этих людей, которые были выходцами из разных слоев общества и, конечно же, не имели ни одинаковых взглядов, ни одинаковых политических устремлений. То, что Филипп Красивый позволил им свободно выражать свое мнение в рамках совета, не вызывает сомнений. Он умел выслушать другие мнения, но решал всегда все сам.

Есть еще один последний аргумент, который, я надеюсь, убедит читателя. Дело в том, что, несмотря на свою страсть к охоте, Филипп Красивый присутствовал везде, где происходили важные события и когда нужно было принять важное решение. Когда он отказывался от личного присутствия, это было лишь дополнительной уловкой с его стороны. Его держали в курсе всего; ни одно дело не было завершено без его согласия.

Впечатляет его искусство заставлять брать на себя ответственность своих советников и представителей, которые с радостью отваживались на непопулярность среди окружающих ради службы своему королю! Его пристрастие к тайному ведению дел, его лицемерие (в зависимости от ситуации он умел как льстить, так и дискредитировать), его деспотизм и даже его отстраненность, которую он постоянно демонстрировал с момента своего воцарения. Однако ему нельзя было отказать в величии, ведь превратить квазидуховную монархию Святого Людовика в гражданское правительство, архаичную и снисходительную королевскую власть Капетингов в мощное современное государство путем централизации всех полномочий — это является настоящим подвигом. Его успех был бы более полным, если бы он постоянно не страдал от нехватки денег. Эта скудость объясняет, не оправдывая, его недостатки: "порчу" монеты, все более тяжелое налоговое бремя и порой одиозные уловки в добывании средств. Но для него произвольные меры, на которые он был вынужден идти и которые почти всегда усугублялись рвением его чиновников, были лишь побочными и имели второстепенное значение. Единственное, что имело значение, — это цель, которую он поставил перед собой.

Не существует настоящей загадки "Филиппа Красивого"; есть только беспочвенные утверждения. Этот монарх знал, что его будут судить не по словам, а по делам, не по личной, а по общественной жизни. Он искал не счастья, а некоего совершенства в своей профессии короля. Ему казалось достаточным соответствовать своей судьбе, то есть выполнить свою миссию как можно лучше, поскольку он был рожден королем. Он был не слепой силой или абстракцией, а государем, главной и, как бы сказать, исключительной страстью которого были государственные дела. Он никогда не отказывался от своих замыслов, даже если его подданные страдали, но он был убежден, что работает во имя будущего и всеобщего блага. Для него настойчивость была упорством. Он обходил препятствия, но при первой же возможности опрокидывал их. Он не терпел нежелания или сопротивления. В глубине души он любил именно власть. Он мог бы заявить, подобно Людовику XIV, на которого он был очень похож: "Государство — это я". Он не чувствовал необходимости говорить об этом, потому что тогда он действительно был государством.