Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник]

Это оставило всю прежнюю терминологическую традицию С. (которая в этой части была плодом консенсуса в русской науке 35) с его теоретическим рядом «цена — ценность» в стороне от русской политической экономии ХХ века, но в широком философском контексте интернациональной «австрийской школы». Русский перевод марксового термина Wert как «ценности» давал русским адептам австрийской школы политической экономии плодотворные выходы к сопредельным сферам философии и социологии (особенно С.: «работы Струве по методике политической экономии близко подходят к той области, где философия сливается с социологией. Благодаря сопредельности областей, всё новейшее развитие философии отпечаталось на социологических исканиях» [133] Леонид Габрилович. Новейшие русские метафизики. С. 647. ). Работая над своей неоконченной книгой «Основы политической экономии», Струве писал сыну, Льву Струве, экономисту, 17 ноября 1922:

«Основные положения моей системы: положительная ценностная разность есть категория менового, основанного на цене (и деньгах), хозяйственного уклада, потому и „прибавочная ценность “ не только есть, но не может даже мыслиться иначе как некоторый итог „обмена“» [134] ГА РФ. Ф.5912. Оп.2. Д.218. Л.53. .

Богатый понятийно-лексический подтекст в связи «цена — ценность — оценка» в немецком языке отметил О. Кюльпе, а русские переводчики бережно сохранили это в формуле об этике, которая «обладает одним основным понятием, общим ей с эстетикой и политической экономией, а именно — понятием ценности » [135] Освальд Кюльпе. Введение в философию / Пер. с нем. С. Штейнберга и А. Водена под ред. П. Б. Струве. СПб, 1901. С. 98. .

Возвращаясь к одновременному с марксистским дебютом С. марксистскому исповеданию Плеханова, следует подчеркнуть, что — следуя в этом, конечно, формуле Энгельса о немецком идеализме в ряду предшественников марксизма — Плеханов, в отличие от будущего Ленина [136] Немецкий идеализм в ряду предшественников марксизма Ленин признал лишь в своей поздней статье «Три источника и три составных части марксизма» (1913), очевидно основанной на энциклопедической статье С. о Марксе (об этом подробнее — в другом месте). и в согласии с марксистским исповеданием С. — выстраивая схему генезиса марксизма, включил в неё не только французских материалистов XVIII в. Гольбаха и Гельвеция, французских историков времён реставрации Тьерри, Минье и Гизо, социалистов-утопистов Фурье, Оуэна и Сен-Симона (и именно в их контексте народники — «наши утописты» [137] Н. Бельтов. К вопросу о развитии монистического взгляда на историю. С. 57. ), но и немецкую идеалистическую философию Гегеля и Шеллинга. Опираясь на формулу Шеллинга «в свободе должна быть необходимость», Плеханов, подобно С., боролся с народническим подчинением экономической «необходимости» идущей капитализации крестьянской России — «свободе» антикапиталистического выбора интеллигенции в пользу общинного крестьянского социализма — и трактовал подлинную свободу как реализацию исторической необходимости [138] Там же. С. 99–100, 128. (он назвал здесь народников «нашими утопистами» по аналогии с утопистами французскими и немецкими: это определение потом было детально развито у С.). В духе времени Плеханов, даже пропагандируя политический смысл «диалектического материализма», не стал утверждать его философскую монополию и уверенно высказался за соединение материализма с практическим идеализмом развития политического сознания пролетариата интеллигенцией:

«Маркс и Энгельс поставили себе задачей развивать это самосознание: согласно духу диалектического материализма, они с самого начала поставили перед собой совершенно, исключительно идеалистическую задачу», «мы вовсе не „грубые материалисты“… мы… ставим перед собою, прежде всего, совершенно идеалистическую задачу » [139] Там же. С. 233–234, 255. .

Только после того, как в 1898 году душеприказчик Энгельса Бернштейн соединил философский идеализм с реформистской ревизией революционного марксизма, Плеханов начал требовать от С. и других материалистической «ортодоксальности».

Книги С. и Плеханова (Бельтова) сделали вопрос об «экономическом материализме» — «модным» в русской печати [140] [Рец.:] Историко-философские и социологические этюды Н. И. Кареева // Русская Мысль. М., 1895. Кн. III. III о. С. 158. . При этом компетентный наблюдатель обнаружил при сравнении обеих книг, что С. «более догматичен», чем Плеханов, и даже «не признаёт никакого значения за идеалами и идеями» [141] Л. Е. Оболенский. Новый раскол в нашей интеллигенции (Н. Бельтов: «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» — П. Струве: «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России») // Русская Мысль. М., 1895. Кн. VIII. II о. С. 30, 32. . В целом С. и Плеханов, по оценке критика, равно далёкого и от народничества, положительно решили «самый насущный вопрос нашей жизни: должны ли мы пережить ту стадию экономического развития Западной Европы, которая называется капитализмом», при этом несомненно являясь «врагами капитализма» [142] Там же. С. 30. Такого рода адвокатирование не было излишним, ибо среди современников нередки были обвинения в адрес С. за якобы апологию капитализма ( И. А. Гофштеттер. Доктринёры капитализма (По поводу книги г. Струве «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России»). СПб, 1895). Интересно, что позже, в эмиграции, С. с лёгкостью перетолковал свой марксизм именно в таком апологетическом, капиталистическом духе. . При этом, по другому свидетельству, всё-таки именно С. собрал своей книгой главный урожай марксистской славы: его «Критические заметки» «долго служили чем-то вроде бумажных скрижалей русского марксизма… соображениям народничества противопоставили какую ни есть теорию… на редкость вовремя» [143] Мих. Оленов. Так называемый кризис марксизма. СПб, 1905. С. 132. . Во всяком случае, как свидетельствовал современник, «в 90-ые годы, чтобы заслужить звание готового марксиста, требовалось и от юношей, и от барышень ознакомление с Марксом, Энгельсом, Бельтовым, Струве, Зибером и т. д.» [144] Ю. П. Среди общественных валов (Письмо в редакцию) // Полярная Звезда. СПб, 1906. № 13. С. 152.

Начиная с 1894 года по протекции К. К. Арсеньева (и по следам Маркса и Энгельса, писавших энциклопедические статьи) С. принял авторское участие в составлении редактируемого им «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона, ставшего высшим справочным авторитетом того времени. Здесь С. до 1899 г. опубликовал серию статей по экономике и, в частности, о Марксе 36, в которой, в отличие от упомянутой схемы Плеханова и в развитие суждений Энгельса об источниках социализма и марксизма в Германии («Развитие социализма от утопии к науке», 1880–1882) [145] «Современный социализм … выступает сначала только как дальнейшее и как бы более последовательное развитие принципов, выдвинутых великими французскими просветителями XVIII века. Способ понимания, свойственный утопистам, долго господствовал над социалистическими воззрениями XIX века и отчасти господствует ещё и поныне. Между тем рядом с французской философией XVIII века и вслед за ней возникла новейшая немецкая философия, нашедшая своё завершение в Гегеле». , впервые была дана формула «трёх источников» (английская политическая экономия, немецкая классическая философия и французский утопический социализм) и «трёх составных частей марксизма», значительно позже ретранслированная (без ссылки на первоисточник в словаре) Лениным в специальной статье [146] В<���ладимир> И<���льин>. Три источника и три составных части марксизма // Просвещение. СПб, 1913. № 3. С. 28–31. , канонизированной в советском марксизме.