Елена Соломински - Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Еврейское население Мозыря занималось мелкой торговлей и ремеслами. Культурно-просветительных учреждений, конечно, не было. Казенным раввином был Рафаил Кугель 170, отец известного публициста, редактора журнала «Театр и искусство» Александра Рафаиловича Кугеля 171Раввин старался о насаждении образования среди евреев Мозыря. Добродушный, толерантный, он был связующим звеном между ненавидевшими друг друга отцом протоиереем Тарнопольским 172и католическим ксендзом. Я часто бывал в гостеприимной семье Кугеля.

Зимою Мозырь засыпал, и, лишь с открытием навигации по реке Припяти, население оживало. Пароходы курсировали между Пинском и Киевом. Мозырь до такой степени был заброшен, что даже летом туда не заглядывали ни бродячие труппы, ни артисты. Когда я перешел в шестой класс, то поселился в польской семье Годецких. Готовил во второй класс их племянника. На Рождество и Пасху я ездил в деревню Ширеки, недалеко от Мозыря, к родственнику моего ученика помещику Доливо-Добровольскому. Отношения между помещиком и крестьянами были крайне враждебные. Помещики не могли мириться с новыми порядками 173, в особенности с тем, что они должны были являться по требованию волостного суда. Самолюбие их много терпело от отношения к ним волостных старшин и писарей, которые старались «досаждать» бывшему барину, уязвлять его самолюбие. Живя у Доливо-Добровольских, я проникся польскими тенденциями. На помещиков-поляков смотрел как на мучеников. Возможно, большое влияние на мое мировоззрение имели, к стыду моему, красивая паненка Мальвина и пани Филомена, жена Доливо-Добровольскаго, изящная молодая женщина.

У Годецких я жил до окончания гимназии. Учился сначала очень хорошо, получал награды, а затем стал больше заниматься чтением и, считаясь первым учеником по словесности, пользовался особенным расположением директора Изюмова.

Обычно ученики последнего класса гимназии перед окончанием обсуждали, кому в какой университет поехать и на какой факультет поступить. Особенным уважением пользовался в глухом Мозыре Московский университет. В Москве проживал мой двоюродный брат Владимир Тейтель 174Отец мой списался с ним, и было решено, что я отправлюсь в Москву.

Материально я сильно нуждался. Кое-как сколотили мне денег на дорогу, сшили костюм, и я поехал в Москву. Дорогой познакомился с молодежью, тоже направлявшейся туда. Остановился я на Сретенке в меблированных комнатах «Россия». Это было в августе 1871 года. Я поехал к родственнику, жившему на Новинском бульваре, в доме Ахлестышева 175Тащился долго на ваньке 176и заплатил за проезд, кажется, пятнадцать-двадцать копеек.

Отворила мне дверь старшая дочь моего родственника Катя, тринадцатилетняя девочка. Она очень приветливо меня встретила, и я тут же почувствовал, что мы будем друзьями. Была она тогда ученицей четвертого класса четвертой женской гимназии, на Поварской. По приглашению Владимира Исаевича и его жены я на другой день к ним переехал и стал хлопотать о приеме меня на медицинский факультет.

В то время поступавших в Московский университет подвергали испытанию по русскому языку. Нас всех, подавших прошения о приеме, собрали в большую аудиторию и предложили написать сочинение на тему «Петр Великий как преобразователь русской литературы». Тема была задана известным ученым, профессором Тихонравовым 177, присутствовавшим в аудитории, когда мы писали. На третий день вернули нам наши работы, я единственный получил за свое сочинение отметку пять с плюсом. Но Тихонравов усомнился, сам ли я писал, и предложил мне на другой день прийти в аудиторию и в его присутствии написать на новую тему. Объяснялось это тем, что работа моя была, в общем, вполне удовлетворительна, но профессора удивила грубая ошибка, допущенная мною в слове «средние». Я написал «ы» вместо «и». Эта ошибка смутила Тихонравова, и он захотел проверить мои знания. Я написал сочинение на новую тему в его присутствии и удачно.

Поступив на медицинский факультет, я пробыл на нем несколько дней и перешел на юридический. Это был самый модный факультет. Новые суды только что были введены 178Имена выдающихся адвокатов пользовались большой популярностью. Спасович, Лохвицкий, князь Урусов, Плевако, Арсеньев и другие имели массу поклонников 179Уголовные процессы привлекали много публики 180.

Мало было профессоров, которые захватывали бы меня. Живого слова не было. Я поместил в «Петербургской газете» 181заметку под заглавием «Из московского храма науки», в которой крайне отрицательно отнесся к составу профессоров юридического факультета. Действительно, пребывание мое там с 1871 по 1875 годы совпало с временным упадком юридического факультета.

Дом Владимира Исаевича был очень гостеприимен. Собиралась учащаяся молодежь. На вечерах происходили горячие споры по разным вопросам общественной и политической жизни. Хотя либеральный период царствования Александра II уже заканчивался и реакция сильно стала поднимать голову, крупные реформы – всеобщая воинская повинность, земско-городские положения – захватывали общество, и молодежь, конечно, не могла не интересоваться всем этим.

Самыми близкими моими товарищами были студенты-кавказцы: Лордкипанидзе, Кикодзе, Чконио, Зданович и другие 182.

Родственник мой Владимир Исаевич управлял домами и имениями московского большого барина Н. С. Камынина 183При одном из домов Камынина, на Новинском бульваре, была его контора, и в ней я занимал одну комнату. Там у меня собирались мои товарищи-кавказцы и приезжавшие из Петербурга и из других городов студенты. Привозили они с собой нелегальную литературу, переодевались у меня, гримировались и отправлялись на фабрики агитировать среди рабочих. Сам я не принимал никакого участия, ограничивался ролью гостеприимного хозяина и хранителя литературы и костюмов. Самым активным деятелем, человеком с инициативой, был Зданович, сосланный впоследствии на каторжные работы за социал-революционную деятельность.

Барский дом Камынина, где запросто бывал московский генерал-губернатор Долгоруков 184, не внушал полиции никаких подозрений и нелегальные сборища часто происходили у меня.

Я очень интересовался политикой и ежедневно проводил по несколько часов в библиотеке Ушаковой на Воздвиженке 185, увлекался чтением газет и журналов. В особенности меня интересовали события, касавшиеся Французской республики. Помню, я крайне волновался отношениями Тьера и Гамбетты 186Республиканский образ правления во Франции только что утверждался, и я лихорадочно следил за всеми перипетиями борьбы между монархистами и республиканцами.

Свободные вечера я проводил в семье Владимира Исаевича, главным образом в обществе его старшей дочери Кати. Мы занимались чтением, я репетировал с ней уроки по истории, засиживался с ней вдвоем до часу-двух ночи.