Александр Бендин - Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи

Эти листовки, написанные Викентием Калиновским и его соратниками на польской латинице нарочито примитивным, псевдонародным языком, белорусские историки-националисты гордо именуют «нелегальной, революционно-демократической, первой на белорусском языке газетой» [235].

Неприкрытая ирония этой ситуации заключается в том, что выступая под личиной «Яськи, хозяина из-под Вильно», Калиновский обращается в одной из этих листовок к белорусским крестьянам как «мужикам земли польской», причем, на том основании, «что живем на земле польской, что едим хлеб польский, мы поляки извечно» [236].

Если отбросить в сторону идеологически лукавый «революционно-демократический» ярлык этой «газеты», бережно сохраненный белорусскими историками от ушедшей в прошлое советской историографии, придется сделать следующий нелицеприятный вывод. Это был откровенно лживый агитационный листок, издаваемый польскими «революционерами» для того, чтобы с помощью социальных и религиозных обещаний соблазнить белорусских крестьян на коллективное самоубийство во имя освобождения Польши. Во всяком случае, обещанные бесплатные наделы земли от польского «правительства» в тех условиях они могли получить разве что посмертно. Трудно было рассчитывать на иное вознаграждение за участие в сражениях с регулярными русскими войсками, а уж тем более на победу подпольного «правительства».

Следует отметить также, что мобилизационный эффект этой адресной пропаганды был минимален не только в силу недостатка пропагандистских ресурсов и массовой неграмотности крестьянства. У «мужиков» не было оснований верить своим польским угнетателям, которые рядились теперь в одежды самозваных «освободителей». Созданный пропагандой русофобский жупел «москаля» не вызывал, да и не мог вызвать у русских (белорусы и малороссы) крестьян требуемой «революционерами» политической и этнической ненависти. Политический симулякр мужицкой «вольности», настойчиво предлагаемый Калиновским и его соратниками, особого интереса в массах не возбуждал. Соблазнительные обещания бесплатной земли, которая будет получена в будущем от неведомого варшавского «правительства», но за которую нужно было умирать сегодня, особого доверия не вызывали.

Главное же заключалось в том, что у крестьян отсутствовали основные национально-патриотические мотивы освобождения Польши и Северо-Западного края от российской власти, которые, в свою очередь, служили решающим средством политической мобилизации для части польского дворянства, шляхты и римско-католического духовенства. Пропагандистские манипуляции, совершаемые революционными провокаторами для создания социально-политических мотиваций, замещающих отсутствовавшие у крестьян польские национально-патриотические интересы, успеха не принесли. Русское крестьянство Литвы и Белоруссии не купилось на социальные приманки и политические симулякры Калиновского и польских пропагандистов, сохраняя в массе своей приверженность царю — освободителю Александру II. В итоге пропагандистскую кампанию по мотивированию русского крестьянства на антироссийское восстание польское подпольное «правительство» и его исполнительный литовский «отдел» безоговорочно проиграли.

Впрочем, некоторые крестьяне-католики, введенные в заблуждение соблазнами политической и религиозной пропаганды, вступали в отряды повстанцев и становились «косиньерами». Так романтично именовали вооруженных косами мужиков подпольная польская пресса и западно-европейские либеральные издания [237]. В действительности же это были практически безоружные люди, обреченные на убой в столкновениях с регулярными, хорошо вооруженными и обученными русскими войсками.

В результате провокационные пропагандистские призывы «красных» вызывали явления исключительно разрушительного характера. В обществе возникали очаги социального хаоса, анархии, происходил рост вооруженного насилия, следствием которого стали острые конфликты между сторонниками России и Польши.

В польском ирредентизме 1861–1862 гг., переросшем затем в вооруженное восстание, наряду с политическими мотивами и лозунгами присутствовала и религиозная составляющая , выразителями которой были радикально настроенные ксендзы Царства Польского и Западного края.

В связи с этим представляется продуктивным сосредоточить внимание на выявлении роли и значения религиозного фактора в политическом «рекрутировании» радикальных сторонников польского национального движения. Необходимо, во-первых, рассмотреть особое религиозное положение католического клира, которое не дает оснований статистически приравнивать их к участникам восстания из светских сословий [238].

Во-вторых, следует выйти за рамки сложившихся представлений о том, что роль ксендзов в восстании заключалась, в основном, в отправлении богослужений и преподавании таинств участникам незаконных вооруженных формирований [239]. В данном случае дело обстояло несколько иначе, так как такие же пастырские функции в полках выполняло и православное военное духовенство.

Следует отметить, что ксендзы были служителями христианской Церкви, от которой, с религиозной точки зрения, зависело спасение человека. Они были носителями священного сана и обладали духовной властью над паствой. Согласно католическому вероучению, получив специальное посвящение, священник «по особому дару Святого Духа получал право осуществлять „священную власть“ от имени и властью Христа для служения Народу Божию». Поэтому «помазание Духа Святого… уподобляет его Христу-Священнику, и делает способным действовать в лице Христа-Главы. … пресвитер посвящен, чтобы проповедовать Евангелие, пасти верных и совершать литургию» [240]. В силу указанных причин католические священники имели возможность инициировать и направлять действия своей паствы, давая им необходимую божественную санкцию.

События восстания свидетельствовали о том, что политизированная часть католического клира, опираясь на авторитет духовного сана, «от имени и властью Христа» стала призывать мирян к «священной войне» с Россией, которая была представлена как враг Польши — исторический, политический и религиозный.

Как отмечал исследователь восстания в Северо-Западном крае В. Ф. Ратч, «костел свою хоругвь обратил в знамя бунта», поэтому «мятеж пустил более прочные корни там, где гуще стояли костелы». Особенность сложившейся ситуации заключалась в том, что вооруженные выступления польских политических радикалов, именуемых «красными», поддержали христианские священнослужители, призванные своим священным саном к проповеди мира, любви, милосердия и законопослушности. Это произошло потому, что католическое вероучение было подвергнуто радикальной секулярной интерпретации, которая подчинила сакральные задачи церковного служения конкретным политическим целям достижения независимости Польши. В результате идеология радикального польского национализма и участие в вооруженном мятеже получили религиозную санкцию политически ангажированного католического клира.