Александр Бендин - Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи

В Северо-Западном крае распространялись листовки, в которых польские пропагандисты стремились привлечь к борьбе за восстановление Речи Посполитой воссоединенное православное духовенство и его паству [220].

После отмены крепостного права в 1861 г. и начавшихся политических волнений вопрос о том, кто будет определять идентичность Северо-Западного края, польская дворянская элита, поддерживаемая католическим клиром, или русские социальные низы, начал приобретать для правительства и его противников все большую актуальность. Нарастающее стремление польского дворянства и римско-католического духовенства добиться отторжения территории Северо-Западного края от России вывело решение этого вопроса на уровень вооруженного противоборства, которое начала партия «красных» польских радикалов.

В январе 1863 г. в Царстве Польском вспыхнуло вооруженное восстание, которое начало распространяться на территорию Северо-Западного края, затронув, прежде всего, Гродненскую и Ковенскую губернии [221]. Восстание 1863 г. вывело решение проблем колониального господства польской элиты из области оппозиционного сословно-этнического ирредентизма на уровень вооруженного противоборства с правительством.

Центральное руководство восстанием осуществляло подпольное «правительство», которое находилось в Варшаве. В Северо-Западном крае [222]начавшимся восстанием руководил подпольный Литовский провинциальный комитет, который подчинялся польскому «правительству». Несколько позже этот комитет, находившийся в Вильне, был преобразован в исполнительный отдел, управляющий провинциями Литвы [223].

«Красные» и «белые» руководители восстания рассчитывали добиться успеха с помощью иностранной военной интервенции в Россию западно-европейских государств, — прежде всего — Англии и Франции. Об этом неоднократно заявляло российское правительство, испытывая на себе дипломатическое давление ведущих западных держав: «В политическом отношении, — отмечал вице-канцлер князь А. М. Горчаков, — зрелище это рассчитано на то, чтобы произвести впечатление на Европу. Заграничные распорядительные комитеты приказывают поддержать, во что бы то ни стало, брожение, с целью давать пищу разглагольствованию печати, приводить в заблуждение общественное мнение и тяготеть над правительствами, подавая предлог и повод для дипломатического вмешательства, за которым последовало бы вмешательство вооруженное. В этом лежат все надежды восстания; в этом заключается цель, к которой стремится оно с самого начала» [224].

Польские эмиссары уверяли своих западных союзников, что возрожденная Польша станет «играть роль стража Европы от нашествия москвитян , которое день ото дня становится очевиднее». Пугая европейцев «московским вторжением в Европу», эмиссары убеждали их, что: «как национальная, так и географическая границы со стороны России составляют Днепр и Двина; что тут кончается европейский мир и начинается азиатский, монгольский; что между этими мирами нет никакого возможного союза, никаких отношений, никакой политики, никакого сближения, ни в нравах, ни в семейных связях, как между англо-саксонцами и краснокожими; что москвитяне (как теперь стараются называть русских) должны, во что бы то ни стало, быть отброшены в свои степи; что под этим только условием Европа будет спокойна от нашествия татарского варварства» [225].

В развернувшейся вооруженной борьбе восставшие польские радикалы демонстрировали свое «европейское» культурное превосходство перед отсталыми русскими «монголами» и «варварами». Польский Центральный комитет в «Манифесте 22 января 1863 г.» демагогически призывал «убогий и насилуемый народ московский» на «страшный погибельный бой, последний бой европейской цивилизации с диким варварством Азии» [226].

Внутри империи ставка делалась на приверженцев Римско-католической церкви — помещиков, шляхту, чиновников и разночинцев. Предусматривалось также разжигание крестьянских мятежей в Царстве Польском, Западном крае, включая и центральную Россию. Таким образом, обретение государственной независимости Польши должно было осуществиться в результате разрушения Российского государства [227].

Политические цели восстания свидетельствовали о радикальной трансформации, которую претерпел польский ирредентизм 1861–1862 гг. Это движение не только кардинально изменило методы и масштабы борьбы с российским правительством, но и выдвинуло качественно новые политические и социальные лозунги. Теперь общей целью повстанцев стало отторжение Литвы, Белоруссии и части Малороссии от Российской империи и включение этих земель в состав независимого Польского государства в границах 1772 г. [228]

Российская политическая и интеллектуальная элита в лице лучших ее представителей глубоко осознавала степень угрозы, внутренней и внешней, которую представляло для России польское восстание, поддерживаемое западными державами и Папой Римским. Например, М. Н. Муравьев так определял цели польских повстанцев: «Увлекаясь … чувством непримиримой вражды к нам, и общим желанием своим и всех ненавистников наших в Западной Европе, они беспрерывными крамолами своими, допущенными слабыми и ошибочными действиями начальства, постоянно стремились отторгнуть Западный край от России и, отодвинув нас к пределам Азии, обратить, как они презрительно выражаются, в прежнюю Московию; ибо они хорошо знают, что с лишением западных губерний, мы должны будем потерять и значение наше в Европе» [229].

Для реализации своих планов варшавскому «правительству» и его виленскому подпольному «отделу» предстояло решить важнейшую политическую задачу — создать такую высокую мотивацию, которая была бы способна вовлечь крестьянские массы в Литве и Белоруссии в антироссийское вооруженное восстание. Важная роль в решении этой задачи отводилась нелегальной «революционной» пропаганде, которой предстояло с помощью лозунгов патриотического, социально-популистского, религиозного и русофобского характера придать сословно-клерикальному восстанию массовый, то есть, «национальный» характер.

Во главу угла подпольной пропагандистской работы ставилось распространение манифестов подпольного «правительства» и его литовского исполнительного «отдела». Считалось, что широкое распространение этих документов позволит мобилизовать массы западнорусских крестьян к вооруженной борьбе против «москалей». Манифесты этого «правительства» обещали крестьянам Литвы и Белоруссии свободу, как «потомственной шляхте», и бесплатные земельные наделы, требуя взамен «защищать польский край, гражданами которого они с сего дня являются» [230].