Николай Качалов - Стекло

Другой пример такой «дальнобойности» ума Ломоносова приводит наш знаменитый почвовед В. В. Докучаев в своих лекциях, изданных в 1901 г.: На днях проф. Вернадский получил поручение от Московского университета разобрать сочинения Ломоносова, и я с удивлением узнал от проф. Вернадского, что Ломоносов давно уже изложил в своих сочинениях ту теорию, за защиту которой я получил докторскую степень, и изложил, надо признаться, шире и более обобщающим образом».

Перечень блестящих творений ломоносовского ума в самых разнообразных отраслях естественных наук можно было бы продолжить. Хотелось бы упомянуть о трудах Ломоносова в астрономии. Здесь он открытием атмосферы на планете Венере заложил основы новой отрасли астрономических знаний — физического планетоведения, где ему принадлежат первые серьезные исследования в области физической теории кометных хвостов и впервые высказанное утверждение об электрической природе этого явления.

Можно было бы рассказать о Ломоносове как о выдающемся географе, поднявшем проблему исследования полярных стран, о его приоритете в науке о ледяных горах, их происхождении, классификации и движении, наконец, о призвании им громадной политико-географической важности для нашей страны проложения и освоения Северного морского пути. Все эти выдающиеся по своей прогрессивности идеи Ломоносова не были поняты современниками. Дело Северного морского пути было, конечно, не по плечу царской России, и лишь советский народ блестяще разрешил эту проблему. Советские полярники претворили в жизнь предвидения Ломоносова, высказанные им в таких стихах:

К стихотворной форме Ломоносов обращался в тех случаях, когда ему приходилось формулировать волнующие его мысли о счастье и величии родины. Здесь на первый план выступала поэтическая сущность его натуры.

На протяжении XIX столетия неоднократно ставился вопрос, кем является по преимуществу Ломоносов: поэтом или ученым? литератором, словесником или естествоиспытателем? Поставленный таким образом вопрос носит схоластический характер и, конечно, не решим. Ясно одно, что Ломоносов при всей энциклопедичности своего могучего таланта представляет собой цельную, монолитную натуру.

В его творчестве поэзия и материалистическая конкретность научного мышления гармонически сочетались. В его литературных и стихотворных сочинениях, особенно в знаменитых дидактических письмах, постоянно ставились, разрешались и пропагандировались научные и технические проблемы, а, с другой стороны, многие его научные записки и доклады, так называемые «слова», являлись классическими образцами художественной прозы.

Еще при жизни Ломоносов пользовался громкой славой первого национального поэта, знатока и ревнителя родного языка. Заслуга его в этой области была громадна. В его стихотворных произведениях, написанных всегда сильным, выразительным языком, проявлялось истинное поэтическое воодушевление, воспевавшее великие явления природы, науку, героические события истории, мечты о славной будущности отечества. Как публицист и пламенный патриот, он постоянно горит желанием оказывать помощь народу и в множестве проектов и писем излагает свои мысли о развитии просвещения, об уничтожении суеверий, об организации врачебной помощи, о поднятии народного благосостояния. Колоссальное значение имели труды Ломоносова в области языковедения. Он автор первой русской грамматики, выдержавшей четырнадцать изданий. Он разрабатывает теорию русского языка и словесности, господствовавшую в русской литературе почти целое столетие.

Ломоносов — реформатор русского стиха, отец научной терминологии и строгий ревнитель чистоты русского языка. Он на долгое время по праву занял положение главы первой русской научной филологи ческой школы.

Таков образ одного из великих сынов русского народа. Академик С. И. Вавилов в предисловии к «Ломоносовскому сборнику» 1940 г. так заканчивает свою характеристику Ломоносова: «...эти качества гения холмогорского рыбака на самой заре русской науки определили особый национальный тип русского ученого, который с вариациями в последующие века воскресает в Менделееве, Лебедеве, Павлове и др.»

Одним из сильных увлечений Ломоносова, которому он отдал немало творческих сил, было стекло.

«...основной вещественный материал оптики — стекло увлекало Ломоносова как химика и само по себе», — писал С. И. Вавилов.

Биографами Ломоносова причина этого увлечения точно не установлена. Большинство склоняется к тому, что особый интерес к стеклу у Ломоносова возник после того, как он увидел привезенные в 1746 г. из-за границы итальянские мозаичные картины и захотел во что бы то ни стало воспроизвести их.

Существует и другое объяснение, а именно: будто бы на задачу изготовления цветных стекол Ломоносова натолкнула его поездка в Киев в 1734 г., где он мог видеть великолепные образцы мозаики работы русских мастеров XI и XII вв. Может быть, это и так, но следует иметь в виду, что сама поездка Ломоносова в Киев остается фактом недостоверным.

Продолжая путь подобных предположений, мы не можем оставить без внимания близкое знакомство Ломоносова со стеклами и другими силикатными расплавами в процессе изучения им технологии горнорудного в металлургического дела, где шлаки занимают такое важное место. Не будем забывать, что именно в этой области он специализировался за границей.

Наконец, может быть и еще одна причина, на которой хочется остановиться подробнее. В то самое время, когда на правом берегу Невы, в лаборатории, о которой мы будем говорить несколько ниже, молодой гений Ломоносова начал расправлять свои крылья и разрешать одну за другой научные проблемы всемирно-исторического значения, на левом берегу Невы, десятью километрами выше по течению, работал близкий Ломоносову человек, его старый товарищ по учебе, сперва в Москве, в Славяно-греко-латинской академии, а затем за границей, — выдающийся русский химик и инженер Дмитрий Иванович Виноградов. Его работы охарактеризованы М. А. Безбородовым. Как известно, блестящей организаторской и научно-экспериментальной деятельности Виноградова наше отечество обязано возникновением собственного фарфорового производства. Виноградов был, несомненно, одним из самых образованных и одаренных химиков и технологов своего времени. Можно полагать, что в 40-х годах едва ли был в Петербурге человек, который по духу и по умственным интересам был бы ближе Ломоносову, чем Виноградов. Никаких данных о нарушении между ними добрых товарищеских отношений не имеется; следовательно, мы вправе полагать, что между ними был самый близкий деловой контакт. Если это так, то Ломоносов не мог оставаться равнодушным к интереснейшим опытам, которые Виноградов проводил в своей лаборатории по приготовлению фарфоровых красок, представлявших собой, по существу, стекла.