Николай Качалов - Стекло

Рис. 206. М. В. Ломоносов. (С гравюры Э. Фессара)

Ломоносов отверг присланный портрет и поручил академическому художнику Вортману переделать его, что и было исполнено, и последующие копии воспроизводились уже с исправленного оригинала. Что же было исправлено в портрете? Во-первых, правая нога была приведена из коленопреклоненного в нормальное положение. Внимательный наблюдатель может заметить эту поправку по несколько оттопырившейся поле камзола. Во-вторых, ничего не говоривший ни уму, ни сердцу Ломоносова внешне эффектный морской пейзаж был заменен скромным видом на Усть-Рудицкую фабрику с дымящимися трубами и большими штабелями дров — символом достатка и благополучия (рис. 207). Разве это не убедительное доказательство глубокой привязанности Ломоносова к своему последнему детищу?

Рис. 207. М. В. Ломоносов. (С гравюры Э. Фессара, по картине, переделанной по указанию Ломоносова академическим художником X. Вортманом)

Итак, портрет Фессара нехорош. Художник не справился со своей задачей. Да вряд ли он и стремился понять нашего Ломоносова...

Но есть и другой портрет Ломоносова. Его автор — гениальный русский скульптор конца XVIII столетия Федот Шубин. Это был человек очень близкий Ломоносову. Он родился по соседству с Ломоносовым, и его отец, тоже холмогорский рыбак, был первым учителем Ломоносова грамоте. Шубин, так же как и Ломоносов, девятнадцатилетним юношей пришел из деревни в Петербург с обозом рыбы.

Начав свою карьеру с должности дворцового истопника, Федот Шубин через 14 лет, окончив Санкт-Петербургскую Академию художеств и завершив свое образование в шестилетней заграничной командировке, возвращается на родину уже сложившимся мастером и в течение 32 лет, до самой смерти, прославляет русское искусство своим гениальным резцом.

Скульптурный портрет Ломоносова (рис. 208) исполнен Шубиным по памяти, четверть века спустя после смерти великого ученого.

Рис. 208. М. В. Ломоносов. (Скульптурный бюст работы Ф. И. Шубина).

В скульптуре Шубина нет тех недостатков, которые бросаются в глаза на картине Фессара. Мы видим, что автор нежно любит человека, образ которого создает, преклоняется перед ним и гордится им. В этом возвышенном произведении искусства гений художника-портретиста в творческом полете поднялся на громадную высоту и постиг гений великого русского ученого, постиг и пластически показал его нам.

Принимая участие в строительстве фабрики, Ломоносов одновременно проводит широкие подготовительные мероприятия но созданию в России крупного мозаичного дела — одного из благороднейших видов монументального искусства, служащего для убранства «огромных публичных строений», как выражался сам Ломоносов. Он подает обширную записку на имя императрицы Елизаветы Петровны с перечислением всего, что нужно для этого сделать, и с указанием, что им уже сделано. К записке были приложены обстоятельные расчеты и приводились соображения о самоокупаемости предприятия.

Выдвижение этой новой проблемы являлось логическим продолжением и завершением многолетних трудов Ломоносова по цветному стеклу. Как химик, разрешив в лаборатории научную сторону вопроса выплавки цветных стекол, он, как инженер, внедряет эту технологию на фабрике. Венцом всей этой эпопеи ему грезится расцвет в его родной стране замечательного декоративного искусства, излюбленного в древности и забытого в позднем средневековье; причем это искусство он оживит, вытеснив камни изобретенными им дивными цветными стеклами.

Продвижение двух центральных идей Ломоносова — о фабрике и мозаичной мастерской — идет много успешнее, чем когда-то строительство первой лаборатории.

Сейчас Ломоносов уже не какой-то безвестный адъюнкт, а профессор Академии. Его открытия доходят до зарубежных стран, его имя называют при дворе императрицы. Враждебные ему группировки мелких академических людишек не смеют поднять свой голос и стараются мешать и вредить ему исподтишка.

Неукротимая энергия Ломоносова, независимость и решительность всюду расчищают ему дорогу, и, наконец, его вторая заветная мечта сбывается: в специальной пристройке к дому на Васильевском острове, где жил ученый, открыта мастерская для набора мозаичных картин, в ней обучаются под руководством Ломоносова первые ученики его — художники-мозаичисты Матвей Васильев и Ефим Мельников.

Здесь Ломоносов демонстрирует еще одну сторону своей щедро одаренной натуры. Наделенный безошибочным художественным чутьем, благородным пафосом замыслов, имеющий трезвые взгляды на искусство, он сумел в кратчайший срок стать руководителем группы художников, прославивших себя созданием первоклассных мозаичных картин.

Первым человеком, который начал своими руками осваивать в России технику мозаичного набора, был сам Ломоносов. В течение двух лет им совершенно самостоятельно были набраны три вещи. Из них особенно интересен портрет Петра I, хранящийся в Государственном Эрмитаже (рис. 209).

Рис 209. Мозаичный портрет Петра I, выполненный М. В. Ломоносовым

Естественно было ожидать, что, приступая первый раз в жизни к созданию художественного произведения в труднейшей отрасли изобразительного искусства, Ломоносов, как и всякий начинающий автор, неминуемо обнаружит свой дилетантизм и первые его картины будут неудачны. Но у Ломоносова получилось наоборот. Доктор искусствоведческих наук В. К. Макаров пишет, что исполненные самим Ломоносовым мозаики отличаются «великолепной монументальной манерой» и «смелостью чисто декоративных приемов набора». Эти черты «свойственны в русской мозаике XVIII века только личным работам Ломоносова». И дальше: «Ломоносовские мозаики — замечательный по смелости шаг в будущее, к особому роду художественного творчества, к понятной нам монументальной мозаичной живописи нового времени, служащей большим общественным целям». По мнению В. К. Макарова, исполненный Ломоносовым портрет Петра I, набранный крупными, неправильной формы кусками колотой смальты, является драгоценной реликвией высокой художественной культуры XVIII в. и дает нам один из самых выразительных, одухотворенных образов Петра.

Когда Ломоносов был избран почетным членом Российской Академии художеств, архитектор Кокоринов, представляя академическому собранию нового академика, сказал, что он «не токмо простираясь в науках, славное приобрел имя, но и по склонности к художествам открыл, к славе России, толь редкое еще в свете мозаичное искусство».