Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

В один ряд с этими текстами можно поставить написанный в середине 1612 г. «Плач о пленении и конечном разорении Московского государства» [1398] Датировку и общую характеристику памятника см.: Платонов С. Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века, как исторический источник. СПб., 1913. С. 130–147. .

В этом произведении не менее сильно, чем у его предшественников подчеркивается, что поляк — «иноверец», житель «антимира», где господствуют силы зла, «понеже николи причастия несть тме ко свету, ни Велияру ко Христу». Поэтому Сигизмунд III посылает в Россию «бесояростное» войско, а во главе его «бесодерзостного» гетмана [1399] Памятники… С. 136, 138, 140. . Именно в связи с этим он гораздо более подробно, чем авторы других текстов, останавливается на теме «поругания святынь». Посланное королем в Россию войско «святыя великия лавъры разруши и нетленная и честнейшая по успении телеса святых от благочинне устроенных рак изъверг» [1400] Там же. С. 138. . С вступлением польско-литовского войска в Москву поругание святынь началось и там, захватчики «живописанныя иконы владычние и Богоматере Его и святых угодников Его на землю повергоша». Особенно подробно автор говорил о надругательствах над гробницей Василия Блаженного: его раку «разсекоша на многие части» и сдвинули с места гроб с останками святого, в храме над останками поставили коней и «с женообразными лицы и безстудне» совершали на этом месте «блудное скаредие» [1401] Там же. С. 144. .

Автор «Плача», как представляется, неслучайно так подробно остановился на этом мотиве. Поругание святынь было наиболее показательным, наглядным свидетельством «бесовской» природы польско-литовского войска. Поэтому же он отметил и такую деталь их внешнего вида, как «женоподобные лица», что свидетельствовало о греховном желании изменить облик, данный Богом [1402] О роли этого мотива в представлениях русских людей о поляках см.: Левкиевская Е. Конфессиональный образ поляка… С. 234 и сл. .

Даже во время высокого подъема патриотического движения в 1611–1612 гг. не все в русском обществе считали польских и литовских людей главными виновниками постигших Россию бедствий. Так, для автора «Повести о некой брани» польские и литовские люди также «богоотступники и враги Креста Христова», но главное зло, это — казаки, которые выдвинули Лжедмитрия II, «хотя Московское государство разхитити», они призвали к себе на помощь поляков, «литву» и «черкасов запороских» [1403] РИБ. СПб., 1891. Т. 13. Стб. 252. .

Однако разобранная группа текстов отражала представления, решительно возобладавшие в русском обществе, о чем говорит воспроизведение тех же оценок и доводов в грамотах сначала Первого, а затем Второго ополчения [1404] По мнению исследователя, грамоты ополчений являлись главным источником для автора «Плача о пленении и конечном разорении»: Платонов С. Ф. Древнерусские сказания… С. 140–144. .

Характерным примером может служить грамота Первого ополчения от 11 апреля 1611 г. Ее авторы называли польских и литовских людей «вечными врагами и богоборцами», которые «Московское государство выжгли и высекли», надругались над мощами святых, разбив их гробницы, «и в церквах для поруганья лошади поставили» [1405] СГГиД. Ч. 2. № 185. С. 315. .

Дальнейшее осмысление и переосмысление стереотипов, сложившихся в годы Смуты, имело место в целом ряде произведений, созданных уже в 20-е — начале 30-х гг. XVII в. после заключения мирного соглашения между Россией и Речью Посполитой, когда появилась возможность посмотреть на происходившее с определенной исторической дистанции. Сложившиеся в итоге предоставления о поляках и их роли в событиях оказались далеко не одинаковыми в разных кругах русского общества.

В. В. Мочалова справедливо отметила, что произведением, в котором наиболее ярко и последовательно русско-польские конфликты времен Смуты рисуются прежде всего как религиозное противостояние, является «Сказание» Авраамия Палицына [1406] Мочалова В. В . Polska i polacy… S. 69. . Текст этого одного из самых популярных в русском обществе памятников о Смуте дошел до нас в нескольких редакциях, произведение, возможно, подвергалось правке после смерти автора. Особенно значительны различия между сохранившимся в отдельном виде первоначальным вариантом начальной части произведения и начальной частью «Сказания». Представляется убедительной аргументация тех исследователей, которые относят этот первоначальный вариант, как и «Сказание», ко времени после окончания Смуты и связывают его также с именем Палицына [1407] Солодкин Я. Г. О датировке начальных глав «Истории» Авраамия Палицына // ТОДРЛ. Т. 32. М.; Л., 1977; Он же . Редакции «Истории» Авраамия Палицына // Археографический ежегодник за 1983 год. М., 1985. . Впрочем, для данной темы эти споры не имеют особого значения, так как образ поляка отличается аналогичными чертами во всех текстах, связанных с историей формирования «Сказания».

Неудивительно, что черты религиозного противостояния наиболее выразительно запечатлелись именно в этом произведении. Этому способствовал и сюжет памятника, главная часть которого посвящена обороне Троице-Сергиева монастыря от польско-литовских войск, и принадлежность автора, келаря Троице-Сергиева монастыря, к верхушке русского духовенства, но также, как представляется, и знакомство Палицына с произведениями западно-русских противников Брестской унии, считавших папу предтечей Антихриста.

Из всех русских авторов этого времени только у Палицына папа выступает «как змий всепагубный, возгнездившийся в костеле италийском», и орудие Антихриста. Он уже со времен Владимира пытается навязать России свое ложное учение, и события Смуты выступают как очередной эпизод в ряду таких попыток [1408] Сказание Авраамия Палицына. М.; Л., 1955. С. 110, 114. . Поляки для него — орудие этой могущественной духовной силы, которая стремится подчинить себе Россию. Неудивительно, что у Палицына они характеризуются эпитетами того же ряда, что и папа: «антихристовы проповедники» [1409] Там же. С. 120. , «богоборцы» [1410] Там же. С. 137, 139. , «прегордые змии» [1411] Там же. С. 230. , «демоны» [1412] Там же. С. 147. . Такие эпитеты он использует и по отношению к военачальникам, заслужившим его особое нерасположение, как, например, знаменитый Александр Лисовский, который, «яко змий, возсвистав со своими аспиды» [1413] Там же. С. 157. .

Подобно некоторым своим предшественникам, Палицын, рассматривая поляков как орудие предтечи Антихриста — папы римского, одновременно постоянно называет их «люторами» — это едва ли не один из наиболее постоянных эпитетов в его сочинении [1414] См., например, о войске, осаждавшем Троице-Сергиев монастырь: «Бледяху богоборцы лютори песьими своими языки богохулнаа» (Там же. С. 139). . Палицын — образованный представитель верхушки русского духовенства, он знает, например, что особенностью латинской веры является служение на опресноках, но он не хочет и не желает проводить какого-либо различия между христианскими учениями, отличными от православной веры. Все они принадлежат миру зла, в котором «люторы» могут быть орудием римской церкви.