Татьяна Лабутина - Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Торговля России, на взгляд Макартни, продолжала оставаться «пассивной», поскольку большая часть русских товаров экспортируется на судах иностранных государств. Внешняя торговля, «если можно так ее назвать», отправляет своих товаров едва ли до 2 тыс. тонн в год, включая баркасы на Каспийском море и суда, плавающие у берегов Балтийского моря. Общая стоимость ежегодного вывоза товаров, по подсчетам автора, едва доходит до 20 000 ф. ст. Торговля с Азией находится в упадке в сравнении с прошлыми временами, «поскольку на нее мало обращают внимание». Больше внимания уделяется торговле с западноевропейскими странами. Макартни перечислял страны, которые ввозят или вывозят товары из России: Великобритания, Ирландия, Голландия, Франция, Гамбург, Пруссия, Австрия, Любек, Росток, Саксония, Дания, Швеция, Италия, Испания 782 782 Ibid. P. 152–153. . Среди английских и ирландских товаров: шерстяная и фланелевая одежда, оловянная посуда, олово, кожа, эль, пиво, индиго, сахар, бобровые шкуры, предметы из красного дерева, доски красного дерева, часы, и т.д. Из России Великобритания вывозит железо, пеньку, лен, полотно, мануфактуру, щетину, ревень, меха и т.д. 783 783 Ibid. P. 152. Как можно судить по свидетельствам автора, между странами Западной Европы и Россией в правление Екатерины II торговля велась довольно активно.

Бесспорный интерес в книге Макартни вызывают его рассуждения о состоянии искусств и наук в России. Он полагал, что едва ли можно говорить серьезно о таких предметах в империи, где не существует университетов, сравнимых с европейскими. На его взгляд, «регулярный процесс образования и определенные градации в достижении профессионального образования являются предметами, неизвестными для русских». В то же время Макартни был уверен, что славу России в будущем может принести русская литература, если только ее народ «избавится от тени варварства» и достигнет успехов в искусствах и науке. В Москве существует школа, которая называется университетом, но, по мнению автора, это чистое «недоразумение». В эту «школу» принимают лиц любого возраста, без предварительной подготовки. Учителя, которых называют профессорами, но которые «таковыми по своей образованности и профессионализму вряд ли являются», это, как правило, лица, приглашенные из иностранных университетов. Их принимают на службу без всякого испытания. Для обучения сухопутных и морских офицеров создано два учебных заведения, но оба несовершенны и мало соответствуют своему назначению.

Особое внимание Макартни уделил учрежденной Екатериной II Академии художеств, в которой состоят несколько профессоров архитектуры, скульптуры и живописи. Все они являются иностранцами и редко людьми выдающимися, поскольку талантливый художник, на взгляд автора, вряд ли покинет свою страну ради России. Ученики в академию набираются из числа детей священников, солдат и мещан, при этом профессора отдают предпочтение тем, кто подает большие надежды или обладает выдающимися способностями. Недавно был опубликован «кодекс» воспитания учащихся, читать который, по мнению автора, «без улыбки невозможно». Так, «студентам» настоятельно советуют основательно ознакомиться с теми предметами, какие считаются наиболее важными и необходимыми для разных отраслей искусства, которым они собираются себя посвятить. Затем от них требуют приобрести знания истории, хронологии, физики, метафизики и т.п. 784 784 Ibid. P. 164–165.

Остановился Макартни и на описании Академии наук, основанной Петром I. Образованные члены этого сообщества, писал он, опубликовали 20 или 30 фолиантов о своей научной деятельности. Среди членов Академии есть образованные немецкие профессора, но есть и такие, которые издают «тома всякой всячины, написанные напыщенно и бездарно, хотя и прекрасной латынью». Макартни упоминал, что на протяжении 20 лет Академию возглавлял «знаменитый Эйлер», которого отправила в отставку императрица Елизавета Петровна, назначив президентом академии графа Р. (К. Разумовского), «едва умевшего читать и писать». Нынешняя императрица из уважение к заслугам Эйлера, а также «желая возместить понесенные им оскорбления», предложила ему вернуться в Россию и вновь занять кафедру, но поскольку он стар и почти ослеп, то, на взгляд автора, «нельзя ожидать большой пользы от его знаний и деятельности» 785 785 Ibid. P. 166–167. . Макартни посетил также музей при Академии наук (Кунсткамеру), в котором содержалось «немало ценных вещиц». Среди них – барабан сибирского колдуна, несколько китайских игрушек, скелет знаменитой лошади Петра I и два слоновьих бивня.

К достижениям русской литературы Макартни отнес поэзию. Русский язык, на его взгляд, кажется «наиболее подходящим для этого: он краткий, волнующий, музыкальный и льющийся». В течение многих лет у русских не существовало поэзии, за исключением простонародного творчества. Первый поэт, о котором узнали, был сын молдавского правителя князь Кантемир. Затем появились два замечательных гения: Ломоносов и Сумароков. Они превратили русскую поэзию в искусство. Первый написал оду, в которой «много величественных страниц», последний заслужил славу драматурга. «Я с большим удовольствием смотрел пьесы Гамлета и Меропа, – делился своими впечатлениями Макартни, – хотя это не более, чем подражание оригиналу, но они прекрасно приспособлены к русскому театру». Сумароков написал также две трагедии, основанные на событиях из русской истории, которыми многие восхищаются. Помимо прочего он реформировал русский театр, который теперь «не уступает по своим порядкам и богатству обстановки другим европейским театрам». Кроме русских пьес, в Петербурге ставятся французские и немецкие комедии, а также итальянская опера. Расходы на театральные представления оплачивает сама императрица 786 786 Ibid. P. 167–169. .

Не обошел своим вниманием Макартни также состояние книгопечатания в стране. Он отметил, что в России существовало три типографии :две – в Петербурге и одна – в Москве. Количество оригинальных книг на русском языке чрезвычайно мало, и они не отличаются ценностью, что, на его взгляд, неудивительно, поскольку печать находится «под цензурой императрицы». Древние книги издаются по-преимуществу богословского содержания: комментарии греческих отцов церкви, легенды о святых и наставления по церковному церемониалу. Современные же издания являются переводами с английского, французского и немецкого языков, и представляют собой «плохое заимствование или дурной перевод» 787 787 Ibid. P. 169. .

Итак, подведем итоги. Знакомство с книгой Макартни показало, что она по праву может считаться своеобразной энциклопедией жизни российского общества в правление Екатерины II. Пожалуй, со времени царствования Ивана Грозного, о котором детально поведал английский посол Дж. Флетчер 788 788 Флетчер Дж. О государстве русском. М., 2002. , ни один из британских дипломатов не подошел столь внимательно и скрупулезно к описанию истории, жизни, порядков и обычаев народов России, как Макартни. В этой связи его труд приобрел неоценимое значение для современных исследователей истории Российской империи XVIII века. Вместе с тем нельзя не отметить, что книга Макартни содержала немало этнических стереотипов. Его утверждения о русском народе как о «варварском» и «нецивилизованном», деспотическом правлении в Российской империи, осуждение и резкая критика православного духовенства – все это не раз тиражировалось на страницах произведений английских дипломатов Дж Горсея, Дж. Флетчера, Ч. Уитворта и ряда других 789 789 См.: Лабутина Т.Л. Россия и русские глазами британцев: Стереотипы, мифы и реалии // Лабутина Т.Л. Англичане в допетровской России. СПб., 2011. С. 191–242; она же. Британцы о России и русских // Лабутина Т.Л. Британцы в России в XVIII веке. СПб., 2013. С. 241–286. . Справедливости ради заметим, что подобные стереотипы, свойственные не только британцам, но и другим европейцам, оказались весьма живучими, что свидетельствовало скорее об идеологической подоплеке изображения русского народа как варварского, а его правителей как деспотов, нежели об объективном восприятии иноземцев и их обычаях. Британцам, активно занимавшимся на протяжении столетий колониальными завоеваниями, было выгодно представить народ России «варварами», а ее правителей «азиатскими деспотами» для того, чтобы противопоставить их «цивилизованным» европейцам. Богатая природными ресурсами Россия с «варварским народом» вполне подходила на роль нуждающейся в руководстве и опеке со стороны «цивилизаторов». Об этом совершенно откровенно высказался в свое время Флетчер: «Безнадежное состояние вещей внутри государства (России – Т.Л.) заставляет народ … желать вторжения какой-нибудь внешней державы, которое (по мнению его) одно только может его избавить от тяжкого ига такого тиранского правления» 790 790 Флетчер Дж. О государстве русском. М., 2002. С. 59. . И хотя в XVIII веке Россия заметно трансформировалась, сделалась империей, завоевала ведущие позиции в Европе, прежний стереотип о «варварском» характере русского народа продолжал сохраняться в общественном мнении Великобритании. И труд о России Макартни во многом тому способствовал.