Рустам Рахматуллин - Две Москвы. Метафизика столицы

А если так, поэма об исходе в Петушки стала возможна после возвращения столичности из Петербурга. Переполнявшая Москву столичность с Ерофеевым разведала дорогу к домосковскому вместилищу, Владимиру на Клязьме. Но лишь разведала, ибо, отвергнув Петербург как новую Москву, столичность, видимо, готова признавать Москву новым Владимиром.

Город Андрея Боголюбского был, в свою очередь, опытом бегства из Киева. Киев – Египет Андрея, место несвободы и исхода. Таким Египтом была Петру Москва.

Андрей, уйдя из Киева, остановился во Владимире как новый Моисей. Владимир предваряет на путях столичности обетованную Москву. Бывавшему в Москве Андрею не было дано внести в нее столичность. Остановись столица во Владимире, она бы стала нездорова отрицанием оставленного Киева, как Петербург стал болен отрицанием Москвы. Но промежуточная остановка во Владимире дала его преемнице Москве спокойную способность становиться Киевом, не зная перед ним вины. Владимир послужил пустыней русского исхода столичности.

При нынешнем трагическом двоении между Москвой и Киевом, новейший мифотворец должен огласить все поприща и станции соединяющего их пути. Пути доселе бессловесного и потому не слишком существующего.

Поэма о Москве и Петушках – не первая поэма русского пути и морока, на нем подстерегающего. Имена этого морока нельзя не помнить. Лисицы брешут на червленые щиты. Поле незнаемо. Четыре солнца. Синие молнии (а Веничка думает, что в синих молниях говорит к нему Бог). Клик Карны. Поскок Жли, «смагу людем мычючи в пламяне розе». Седло Кощиево. Мутен сон Святослава, в котором соколы Игорь и Всеволод, слетевши с отчего стола, ища Тмутороканя, опутаны путинами железными. Еще два солнца. Два багряные столпа. Готские красные девы путают соколенка в гнезде. Гзак и Кончак ездят по следу (вот от кого не ушел Веничка).

Только раз в этих языческих путинках является Бог христианский: когда кажет Игорю путь из земли половецкой в землю русскую, к отчему злату столу, то есть в Киев. Исход как вход, как выход в город.

И вот уж Игорь едет по Боричеву ко святой Богородице Пирогощей. Страны рады, грады веселы.

ДОМ И БАШНЯ

Фигура – Меншикова башня – Иерархия – Тайная улица – Доходный дом «Россия»

В РАЗРЕЗЕ И НА ПЛАНЕ

Литера «F» – Кучка – Два Почтамта – Фрол – Анимализм (шутка) – Фроловские ворота – Дом Юшкова

СТРУКТУРА НАПОЛНЯЕТСЯ

Фармазоны – Инославие и иноверие – Яма – Французы

ЛАТЕРАН

Целий – Ставка и бункер

Врата при дворе его светлости князя Меншикова. Гравюра. 1710. Триумфальные ворота были поставлены на Мясницкой улице по случаю Полтавской победы. В арке видна башня Мясницких ворот Белого города

Деформация идеального круга Москвы стала заметна при первых Романовых, с возвышением их загородных резиденций на востоке – Покровского-Рубцова, Измайлова, Преображенского – и с вытеснением иноверцев на Яузу, в Немецкую слободу. К началу петровской эпохи смешение царских и околоцарских усадеб с немецкими переменило участь столицы и страны. Вне города образовалась планета с гравитацией, способной потянуть к себе круглое тело Москвы. Так сила Луны пучит воды не теле Земли. Еще через полвека город, каким он зафиксирован первыми геодезистами, оказался фигурой барочно неправильной, вытянутой ромбом, вобравшей пятно «всея Яузы и Кукуя».

Гвоздями конструкции стали Покровка и Мясницкая – соперницы за предпочтение царей. Мясницкая предпочиталась Петром, Покровка – до и после Петра. Обе вели в домашний, заокольный Петербург. Понадобились годы ассимиляции Лефортова, Преображенского, Семеновского и Немецкой слободы, чтобы Москва почувствовала тяготение северо-запада, собственно Петербурга.

Когда на Каланчевском поле появился Николаевский вокзал, Мясницкая вновь стала улицей на Петербург, и в том же фигуральном смысле, как во времена Немецкой слободы. Как при Петре, она еще раз выиграла у Покровки. Выигрыш утроился числом вокзалов на Каланчевском поле.

Тогда же около Мясницких ворот, в квартале между Сретенским бульваром, Милютинским, Юшковым (нынешним Бобровым) и Фроловым переулками был возведен дом Страхового общества «Россия». Дом-город, как почувствовал Булгаков в «Записках на манжетах», описывая размещенный в нем Литературный сектор Наркомпроса.

План Москвы Ивана Мичурина. 1739

Обнаружив дом-город, нужно искать подле него структуру городского средокрестия. Оно таится; пусть зовется потаённым.

Для Петра Мясницкие были воротами на Яузу, и в этом качестве отмечены особо. За Почтамтом, в глубине его квартала, высится столп церкви Архангела Гавриила, что на Чистых прудах, слывущий Меншиковой башней.

Меншиков, чей дом стоял на месте современного Почтамта, выстроил Архангельскую церковь к 1707 году, вместо древней церкви патриаршей Гаврииловской слободы. Строили подрядчик Иван Зарудный и швейцарско-итальянская артель художников и архитекторов, среди которых выделяется Джованни Марио Фонтана и мелькает будущий строитель Петербурга Доменико Трезини. Архитектура башни репетировала колокольню Петропавловки Трезини, а Зарудный станет устроителем иконостаса петербургского собора. Словом, башня открывала новый век, манифестировала новый стиль, барокко, и приветствовала Запад.

Меншикова башня.

Реконструкции К.К. Лопяло по материалам И.Э. Грабаря. 1952

Вид Меншиковой башни после пожара 1723 года.

Рисунок около 1745. Альбом Берхгольца.

Национальный музей в Стокгольме

Окрестность башни, Чистые Пруды, предпочиталась иноземцами до выселения на Яузу. Даже с возобновлением Немецкой слободы «старым служивым иноземцам, – пишет Соловьев, – разных чинов немцам, Посольского приказа переводчику, золотого и серебряного дела мастерам и старым московским торговым немцам отведена была между Фроловскими (Мясницкими. – Авт. ) и Покровскими воротами земля под их богомолье, под избу с комнатою и под двор, где им съезжаться для богомолья по их вере».