Рустам Рахматуллин - Две Москвы. Метафизика столицы

И главным, как необходимо убедиться, героем этой таинственной истории.

Девять лет между Шелонью и Угрой, семидесятые годы, были утробными летами собиравшегося государства. Так чувствовали летописцы. Так же чувствовал в своей «Истории Москвы» Забелин. Он и они, рисуя те годы, наплетают события комом походов, пожаров, знамений, храмоздательств и взятий под руку Ивана земли и земли.

По Забелину, прежний собор, «доведенный уже до замкнутия сводов», разрушился, «предзнаменуя, что так с неумелым, старым строительным художеством разрушится и старозаветный вечевой порядок Русской жизни, именно в Новгороде, как сильнейшем представителе и охранителе этого порядка».

Мы скажем другое: собор-черновик, сокрушившийся «трусом» – землетрясением, не устоял на границе времен, еще обратимых, и на меже, на разломе земель, еще не собравшихся в целое. В единую платформу, над которой только и возможно «замкнутие сводов».

Забелин близок к этой мысли. «Итак, – пишет он, и позитивная наука достигает с этими его словами метафизической высоты, – постройка московского большого собора совершалась в одно время и шаг за шагом в ряд с постройкою Московского великодержавного государства.» Забелин попадает в этот шаг: «…В 1475 году, когда началась уже новая, аристотелевская постройка собора, вел<���икий> князь снова двинулся в Новгород со многими людьми, но пошел туда миром пировать…»

Историк думает, не проговаривая, что поход на Новгород с любовью был условием успешного строительства Успенского собора. И значит, тектонической причиной провала первой стройки была война, первый поход, Шелонь.

Иван III. Гравюра начала XVI века

То есть после провала Иван Великий совершил не только и не столько административный, дипломатический или военный труд, сколько духовный. Труд любви. Встречный духовный труд предприняли и новгородцы. Они перенесли престольный праздник своей Софии на Успение, престольный праздник московского собора. С тех пор Софийскую Новгородскую икону празднуют в день Успения. Смысл этого установления ясен из знаменитого «где София, там и Новгород». Гений Ивана III понял и поднял кафедральный собор Москвы как новую Софию, и новгородцы согласились с этим. Ангел Софии и новгородские святые недаром писаны снаружи на стенах Успенского собора.

События двигались сразу в физическом и символическом планах, и участникам было об этом известно.

У древних новгородских писателей «войти в великую Премудрость Божию» значило войти в Софийский собор.

Подобно значению входа в собор, двоится значение брака Ивана и Софьи. «Палеолог» значит древнее, ветхое, ветхозаветное слово (наблюдение Владимира Микушевича). Иван брачуется с Премудростью.

И одновременно овладевает городом Святой Софии. Взятие города средневековая традиция всегда отождествляла с браком. И лучше, чтобы по любви. Поэтому Иван насилию над Новгородом предпочел сватовство, жениховство. И Новгород ответил на любовь, отвергнув домогательства Литвы. Новгород сделал выбор между католическим и православным государями. Так Софья еще в Риме отказала другому латинянину, тоже герою этого рассказа, герцогу Миланскому. Въехавшая в Русь под Псковом, Софья следовала к суженому через Новгород.

Все города Святой Софии – Новгород, Полоцк, Киев, Херсонес – суть предварения Константинополя, или, что то же самое, его проекции на нулевом меридиане греко-варяжского пути. Взяв Корсунь, князь Владимир взял и веру, и жену, и византийскую традицию. Корсунью Ивана III стал Новгород. После захвата Киева Литвой, особенно же после разделения пятивековой русской митрополии на Киевскую и Московскую, именно Новгород стал означать Москве наследство Киева, былой Руси, Владимира Святого. Наследство, называвшееся в Новгороде корсунским.

Вступая в брак с наследницей Палеологов, Иван вступал в права имперского наследства, перешедшего в Москву, как перешла София новгородская.

Словом, Иван Великий строил собор как страну, страну как семью и семью как собор. Входил в Премудрость. Новый Соломон, он понимал, что возводит Святая Святых – во испытание правды и обетованности Царства. Тем нагляднее прежняя безблагодатность его храмоздательства.

Какая же понадобилась сила, чтоб не отчаяться после обвала и строить сначала.

С приездом Аристотеля заминка в деле видимо продолжилась, исполнившись невидимого деланья. Болонец принял несомненное участие в таинственных исканиях Ивана. Экспедиция Фиораванти может считаться новгородской, как и государев «любовный» поход, настолько, насколько Новгород владел Заполярьем. Ловчую птицу Москва добывала по соглашению с ним.

Строительство Успенского собора. Миниатюра Лицевого летописного свода. В центре, предположительно, Аристотель Фиораванти

Граф Хрептович, комментируя письмо Аристотеля, реконструировал путешествие зодчего «правдоподобно за отсутствием достоверного»:

«…Великий князь указывает на более ему известный Успенский собор во Владимире, но, вероятно, Иоанн III знает понаслышке и о новгородских храмах и велит Аристотелю осмотреть все лучшее и годное… Предположим, что это было во второй половине апреля <���…> Посетив и срисовав владимирские и суздальские храмы <���…>, Аристотель <���…> спускается к Белому морю, имея теперь в виду добычу белых кречетов для миланского герцога <���…> Видит в июне полночное солнце на указанной им высоте. Затем с добытыми серыми кречетами пускается в обратный путь <���…>, попадает в Старую Ладогу… а оттуда в Великий Новгород <���…> Обогащенный сведениями и рисунками, возвращается он в Москву, быть может в конце сентября, и подробно докладывает великому князю, особенно, вероятно, восхваляя Св<���ятую> Софию, имя которой кстати носит великая княгиня <���…> Иоанн III готовит тогда свой «мирный» приезд в Новгород и, наслышавшись о Св<���ятой> Софии, берет, как мы полагаем, Аристотеля с собой в Новгород, это было 22 октября 1475 года <���…> В Новгороде Аристотель еще подробнее изучает и срисовывает храмы, смотрит их вместе с Иоанном III и вместе с государем 8-го февраля возвращается в Москву. Письмо и кречеты 22-го февраля отвозятся в Милан сыном Аристотеля <���…> А 12-го мая 1476 года происходит закладка ныне существующего, третьего Успенского собора, в котором нельзя не видеть влияния изученной Аристотелем новгородской Св<���ятой> Софии».