Рустам Рахматуллин - Две Москвы. Метафизика столицы

После разъяснения случая Аристотеля, случай сокольничего Трифона покажется сближением случайным и сначала отдалится. Но лишь сначала. Даже взятые по расхождению, когда князь-инок ищет кречета уже великокняжеского, отлетевшего, – два случая суть стороны одной истории. Ибо единствен белый кречет. И обратимы две природы Китовраса, первозодчего и брата государева. Князь Патрикеев очень точно выбран олицетворять вторую ипостась: как брат Ивана III, во-первых; как, во-вторых, ближайший из его сотрудников; как, в-третьих, кончивший опалой, замешавшись в династической интриге.

Венчание великим сокняжением Димитрия-внука влекло разлад, к счастью короткий, между Софьей и Иваном. Символически – между Иваном и Премудростью; и Новгородом; и наследием Империи. Новгород в самом деле вздрогнул: открылась ересь. Еретики принадлежали к молдавской партии Димитрия.

Не этот ли разлад означен упущением, отлетом кречета? Треснула государева семья, из трещины вылетел кречет. Князь Патрикеев, действовавший против Софьи, в предании назначен упустить его. Вмешательство невидимых сил, стоящих, как мученик Трифон, на страже у жизненных центров Москвы, обличает серьезность угрозы.

Только ведь белого кречета упустил сам Иван. Это он, стремительно исправивший ошибку, воротившись к Софье, – по слову летописца, «нелюбовь ей отдавший и начавший с нею жить по-прежнему», – возвращается из Напрудного, как некогда из Новгорода. На белом коне, с белым кречетом на рукавице.

Возвращается к любви.

В те годы от Литвы к Москве переходил весь верхнеокский и деснянский Юго-Запад – древняя Черниговская область. Шла первая война восьмой тысячи лет. История продлилась, светопреставление отложено. Иван перенаправил, бросил за Угру избыточную силу ожидания Конца, предотвратил обрыв этого чувства. Обрыв, часто равняющийся окончанию того, что мы зовем Средневековьем.

Принявшему Чернигов государю открылся путь на Киев. Ивану доставало зрелости, но не достало юности для входа в этот град Святой Софии; для восхождения на новый круг духовного труда с замкнувшегося круга новгородского.

Через размолвку с Софьей обновлялся государев брак, чтобы ответить этим обновлением брачному входу в Киев. Вернуться к Софье как войти в Софию Киевскую.

Перемирие с Литвой синхронно смерти Софьи: 1503.

Аристотель исчез из русских хроник раньше. Считается, что он подобно князю Патрикееву кончил опалой. Не видно, чтобы он соперничал Ивану III. Он только попросился у него домой после жестокой казни иноземного врача.

Не видно и того, чтоб Аристотель был слугою двух господ. Отослав господину миланскому кречетов смутного цвета, он словно отсыпал фальшивые деньги.

Эти кречеты, видимо, те же, – гласит итальянское ученое мнение, – которых герцог Сфорца выпускал над Миланским замком в день своей гибели от заговорщиков. В том самом 1476 году, когда в Москве поднимался собор.

Герцог Галеаццо Мария Сфорца (?) на фреске Беноццо Гоццоли «Шествие волхвов». 1459–1460. Капелла Волхвов палаццо Медичи – Рикарди (Флоренция)

Как будто птицы бьют миланца в темя. Но эта смерть принадлежит только эзотерической мистерии от Аристотеля. Ортодоксальная мистерия Ивана III светла, как белый кречет, и не нуждается в кровавой жертве.

Сам герцог Сфорца, в противоположность московиту, был, конечно, эзотериком. Фиораванти в своем письме загадочно перемигнулся с прежним господином, аукнулся с ним Дантом: «Время коротко, коротко, и я не могу рассказать тебе многого (а также всегда об истинах, носящих личину зла, лучше крепко сомкнуть уста, чтобы избегнуть безвинного позора)». Это из «Ада», XVI: 124.

Не нужно смерти герцога, чтобы увидеть состязательность между Миланом и Москвой. Герцогу, помнится, сначала отказала Софья; потом ее премудростью уловлен Китоврас, знающий тайну храмоздательства помытчик белой птицы.

Молодая династия Сфорца лелеяла гордые планы, имевшие градодельную сторону. Однако замок Сфорческо, с бойницами в образе птичьих хвостов, обернулся Московским Кремлем. Кремль стал едва ли не Сфорциндой, любимой мечтой архитекторов Медиоланы.

Ломбардия в закладе за Москву. И когда Аристотель исчез, появились другие Фрязины: Антон, Бон, Марк, два Алевиза, Петр – Пьетро Антонио Солари, потомственный миланский зодчий, «генеральный архитектор Московии».

А.М. Васнецов. В Московском Кремле. Василий III и Алевиз Новый строят Архангельских собор

А там, где Аристотель выбрал глину на кирпич – в Калитниковских ямах; в этом антителе Успенского собора; там, где убавилось, когда прибавилось в Кремле собором, – до наших лет гнездился Птичий рынок.

ЦИТАДЕЛЬ

Кремль и кроме – Старое Ваганьково – Автоном Иванов

ОПРИЧНИНА

Опричный двор – Живи один – Раздел земли – Определение интеллигенции

ВЛАДЕНИЕ И ОВЛАДЕНИЕ

О княжестве и царстве – Новый Рюрик – Начало западничества – Новый Калита – Преображенец прав? – Эксцентрика – Замок Кремль

МОСКВА – РИМ

Капитолий, Палатин и Форум – Республика

МОСКВА – КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Галата – Попятная Энеида – Жертва царевича

МОСКВА – ИЕРУСАЛИМ

Арбат и Арбатец – Дворец Ирода – Место Давидово – Вселенское и местное

ЖЕСТЫ И ЛИЦА

Королевский жест – Химера Гоголь – Александр и Николай – Федор Кузьмич

НОВЫЙ КИТОВРАС

Баженов и Казаков – Метафизическая атрибуция – Царь беглый и царь белый

Дом Пашкова. Гравюра Ф. Дюрфельда по рисунку Д. Антинга. После 1787

Он царь домов. Иван Великий от жилого фонда. Дом Ивана – царя, царевича ли, дурака.

Но почему-то не в Кремле. Или он сам себе кремль. Возможно, в слове «кремль» таится слово «кроме». Вот корнесловная причина быть чему-либо кроме Кремля. Есть Кремль – и что-то кроме, как этот дом. Впрочем, он кроме всех домов.

В своем классическом эссе о нем Михаил Алленов пишет так: «Частный дом или замок… вознесен и красуется «главою непокорной» на противостоящем Кремлю холме…» «Но в контексте возникшей градоформирующей мизансцены превознесенной оказалась идея – идея отдельного, не зависимого от государственных и общественных институтов, самоценного «я». Того «я», которое есть основа основ европейского индивидуализма, нашедшего гениальное выражение в формуле «государство – это я»».