Рустам Рахматуллин - Две Москвы. Метафизика столицы

Когда же обращался против самого Кремля, то делался в его глазах передним краем, цитаделью внешних мировых долей. Так, например, арбатская опричнина была пародией на только что разгромленный Ливонский орден.

Совпавшее с опричниной в межах и по фасаду, арбатское пространство совпадает с ней и в средоточии, на нынешней Арбатской площади.

Во времена до Калиты на месте площади сошлись, пересекая Черторый, старая Волоцкая (новгородская) и новая Смоленская дороги, образовав особый загородный торг. В конце XVI века стена Белого города, взяв левый берег Черторыя себе подошвой, а сам ручей приняв за ров, перечертила перекресток, увенчав его Арбатскими воротами. Стрелка дорог на Волок и Смоленск, оставшаяся за воротами, ныне разводится угольным домом ресторана «Прага»; на Боровицкой площади это была бы стрелка Знаменки с Волхонкой.

Так боровицкий торг во времена от Долгорукого до Калиты распался на два: подкремлевский, позже окончательно остановившийся на Красной площади, – и занеглименский, арбатский, отъехавший по старой Волоцкой дороге, вдоль Знаменки. Арбатский торг стал дополнительным, опричным в точном смысле слова торгом города. Это расчерчивались и осваивались в глубину начальные холмы Москвы.

Цитадель Арбата стала загородным великокняжеским двором не позже 1445 года. Военный дух Ваганькова переместился вслед за духом торга, вглубь холма, на перекресток будущей Арбатской площади. Уже в 1453 году над перекрестком стояла церковь Бориса и Глеба, причастная военным ритуалам.

Церковь Бориса и Глеба в Арбате. Фото из Альбомов Найденова. 1880-е

Как и Ваганьково, церковь впервые упомянута в связи с Василием II, который, стоя в ней вечерню накануне храмового праздника, узнал о смерти своего врага Шемяки. Называя имя храма и дату праздника, хронист мог намекать братоубийство.

Через сто лет, с образованием Пречистенского сорока, Борисоглебский храм стал в нем соборным, то есть старшим для Арбата. Да и само название Арбат, записанное первый раз в 1475 году, другой раз, в 1493-м, оказывается урочищным определением Борисоглебской церкви: выгорел посад за Неглинной по Черторыю до Бориса и Глеба на Арбате. («На» может означать собственно улицу Арбат, нынешнюю Воздвиженку).

Военный ритуал Борисоглебской церкви описан хроникой событий 1562 года, когда Ливонская война переросла в войну с Литвой и Польшей за ливонское наследство и Иван IV дважды выступал в поход: «А шел царь и великий князь к Борису и Глебу на Арбат пеш за образы, а с ним царь Александр Казанской и бояре и дети боярские многие, которым с ним быти на его <���литовском> деле; а со образы шел архиепископ Ростовский Никандр и архимандриты и игумены. И слушал царь и велики князь обедню у Бориса и Глеба на Арбате».

Другой раз царь с митрополитом Макарием, архиепископом Никандром и со всем воинством шел к Борисоглебской церкви за образом Донской Божией Матери, принесшей некогда победу над Мамаем. Царь с войском слушали обедню в храме и совершили в нем молебен о даровании победы. На следующий год у той же церкви царя встречали из взятого им Полоцка.

С преодолением опричного раздела земли Арбат и земское Кучково Поле могли не меряться своими силами, но вновь сложить их по количеству и знаку, по направленности, равно охранительной.

Смута востребовала эту сложность. Пожарский, в прологе освобождения сражавшийся у собственного дома на Кучковом Поле, в кульминацию 1612 года ратовал в Арбате.

Подойдя из Ярославля с ополчением, князь встал в пяти верстах от города, на Яузе (в своем Медведкове, быть может). Дорога его прихода не миновала бы в черте Москвы Кучкова Поля; но князь послал разведать Арбатские ворота.

Польский гарнизон в Москве ждал выручки от короля, стоявшего в Смоленске. Пожарский должен был поставить цитадель против Кремля и против внешней силы одновременно. Эту возможность доставлял один Арбат, всегда так, надвое, развернутый.

Острог Пожарского встал подле стен Белого города, рядом с воротами Арбатской башни. Он был окопан обводненным (видимо, из Черторыя) рвом. Едва успели укрепиться до подхода гетмана Ходкевича, который перешел Москву-реку у Сетуни.

В итоге семичасового конного и пешего сражения 22 августа в Арбате, перед соседними Чертольскими воротами, победа осталась за Пожарским. Гетман отвел войска на Поклонную гору Можайской дороги, а 23-го перенес свой стан к Донскому монастырю в Замоскворечье.

Тогда Пожарский перешел к церкви Ильи Обыденного, на высокий берег Остожья, то есть на москворецкую кромку Арбата. Оттуда можно было видеть и Замоскворечье, и оба брода, Крымский и Всехсвятский, и Кремль, и Белый город перед ним.

Круговая панорама Москвы с храма Христа Спасителя.

Фототипия «Шерер, Набгольц и Ко». 1867.

На первом плане церковь Ильи Обыденного.

Слева вдали Крымский мост

Остожье стало новой, пожарской версией предместного холма и отводной кремлевской стрельницы.

24 числа перед глазами князя в Замоскворечье состоялось новое сражение. Гетман был опрокинут Мининым и на другое утро бежал от Москвы.

1 ноября, после освобождения Китая и Кремля, Пожарский собирал свой полк у церкви Иоанна Милостивого на Кисловке. Сбор назначался для торжественного входа в Китай-город и совместного с полком князя Дмитрия Трубецкого молебна на Лобном месте. Милостивская церковь стояла близ Арбатских ворот, в черте Белого города, в нынешнем Малом Кисловском переулке. Из переулка иногда еще видны верхи Кремля, лежащего как будто ниже, и можно оценить военные достоинства малоприметной высоты среди Арбата.

Церковь была упразднена через два века, пострадав в пожаре 1812 года, причем престол ее перенесли в соседнюю Борисоглебскую.

На некогда церковном месте еще через сто лет поднялся Моссельпром. Его зубчатая башня участвует в ансамбле Арбатской площади, нечаянно припоминая военную историю участка, а тыл с рекламой Родченко и Маяковского глядит на сторону Кремля.

Арбат стал полем боя и тогда, когда Владислав польский подошел к Москве, пообещавшейся ему за восемь лет до этого неосторожной клятвой.

Ночью на Покров, 1 октября 1618 года, союзник королевича казачий гетман Сагайдачный приступил к Арбатским и Тверским воротам Белого города, причем близ первых захватил некий острог – былой острог Пожарского, быть может. Вылазка москвичей за стены, на сегодняшнюю улицу Арбат, перетекла в решающую схватку и принесла победу: королевич отошел от Москвы.