Луи-Адольф Тьер - История Французской революции. Том 3 [litres]

Ревбель

Своей непоколебимой честностью и влиянием на политические дела Италии не менее ненавистен, чем Ревбель, сделался Ларевельер; жизнь его, однако, была еще более проста и скромна, и сомневаться в его честности было невозможно. Общество Барраса подымало его на смех, смеялись над его личностью и притязаниями на новое папство; рассказывали, что он желает основать культ теофилантропии, автором которой, однако, он вовсе не был.

Мерлен и Трельяр, хотя и менее продолжительное время находились у кормила власти, были в равной степени непопулярны.

При таком настроении умов происходили выборы года VII. Разъяренные патриоты не желали в этом году, как в предшествовавшем, быть исключенными из законодательного корпуса. Они восстали против отдельной подачи голосов на выборах и старались заклеймить ее заранее, в чем и преуспели. Говорили, что Директория, как 18 фрюктидора, прибегнет к чрезвычайным мерам, на пять лет продолжит полномочия депутатов и приостановит на это время пользование избирательными правами. На основании того, что организовали гельветический контингент, распускали слух, что в Париже собирают швейцарцев. Роптали на циркуляр, распространенный правительственным комиссаром (префектом) департамента Сарта, хотя это был не такой циркуляр, какие мы видели впоследствии, а одно только увещание. Директорию принудили выразить неодобрение.

Произведенные при таких настроениях выборы провели в законодательный корпус значительное число патриотов. В том году уже не думали об их исключении, и кандидатуры были утверждены. Генерал Журдан, который имел полное право приписывать свои неудачи малочисленности армии, но отступал от своей обычной рассудительности, обвиняя правительство в желании погубить его, был вновь отправлен в законодательный корпус, полный досады на правительство, так же как и Ожеро, причем у последнего прибавилось и досады, и пылкости.

Предстояло выбрать нового директора. Случай на этот раз не услужил Республике, так как вместо Барраса жребий увольнения пал на Ревбеля, самого способного из пяти директоров. Это доставило всем противникам Директории большое удовольствие и новый случай клеветы. Однако так как Ревбель был выбран в Совет старейшин, он воспользовался случаем ответить своим обвинителям и сделал это весьма удачно.

При выходе Ревбеля совершили единственное отступление от строгих законов честности, в котором можно упрекнуть Директорию. Пять первых директоров, назначенных при учреждении правительства, заключили между собою сделку, по которой из жалованья каждого должны были удерживаться десять тысяч франков в вознаграждение выбывающему члену. Целью этой благородной жертвы было облегчить переход от верховной власти к частной жизни для членов Директории, особенно же для людей несостоятельных. Поступать так предписывало достоинство, потому что уважение и почет, какими должно пользоваться правительство, могли пострадать при виде впавшего в нищенство человека, накануне пользовавшегося верховной властью.

Самое это основание заставило директоров более удобным образом обеспечивать участь своих сотоварищей. Содержание их было уже так умеренно, что удержание десяти тысяч франков казалось неуместным. Решили назначить сумму в сто тысяч франков каждому увольнявшемуся директору, что увеличивало ежегодный расход государства на сто тысяч франков. Эта сумма должна была требоваться от министра финансов, который мог покрыть ее одним из тысячи способов экономии, какие легко можно сделать при бюджете в семьсот или восемьсот миллионов. Решили также, что каждый директор будет забирать с собой свою карету и лошадей; так как законодательный корпус ежегодно назначал известную сумму на ремонт движимого имущества, то эта издержка была признана и, следовательно, законна.

Конечно, это было весьма малым ущербом общественному достоянию, если и было таковым; тогда как генералы и компании пользовались такими огромными прибылями, сто тысяч франков в год для обеспечения человека, бывшего главою правительства, не могло считаться воровством.

Как основание, так и самая форма этой меры ее некоторым образом оправдывали. Ларевельер, которому о ней сообщили, не хотел на нее соглашаться и объявил своим сотоварищам, что ни в каком случае не примет свою часть. Ревбель свою взял. Сто тысяч франков, им полученных, были взяты из двух миллионов на тайные издержки, в которых от Директории не требовалось отчета.

Вот единственная вина, в какой можно упрекнуть Директорию в полном ее составе. Из двенадцати лиц, последовательно бывших ее членами, лишь один обвинялся в пользовании своим положением для извлечения частных выгод. Где же такое правительство, о котором можно сказать то же самое?

Предстояло назначить Ревбелю преемника. Чтобы придать Директории более веса, желали назначить человека с отличной репутацией и вспомнили о Сийесе, имя которого, после Бонапарта, было самым значительным в его время; посольство в Пруссии еще более увеличило его известность. Сийеса и прежде весьма основательно считали человеком глубокого ума, но после его поездки в Берлин ему приписывали сохранение нейтралитета Пруссией, чем, впрочем, были обязаны гораздо менее его вмешательству, чем самому положению последней державы.

Таким образом, Сийеса считали столь же способным участвовать в правительстве, как и составить конституцию. Его избрали директором. Многие видели в этом выборе подтверждение повсеместно распространенного слуха о близком изменении конституции; говорили, что Сийес призван в Директорию лишь для того, чтобы содействовать этим изменениям. Так мало верили, что настоящий порядок вещей может удержаться, что во всем видели несомненные признаки перемен.

Массена соединяет в своих руках командование Гельветической и Дунайской армиями – Прибытие Суворова в Италию – Шерер передает командование Моро – Сражение при Кассано – Сражение при Треббии – Переворот 30 прериаля

В то время как совершались только что описанные нами события, Директория не переставала прилагать величайшие усилия для исправления неудач, обозначивших начало кампании. После отставки Журдана от командования

Дунайской армией командование всеми войсками, расположенными от Дюссельдорфа до Сен-Готарда, поручили Массена. Этот счастливый выбор должен был спасти Францию. Шерер, в нетерпении покинуть армию, доверие которой потерял, наконец получил разрешение сдать командование Моро. Макдональду было предписано поспешно оставить Неаполитанское королевство и Папскую область и идти на соединение с армией Верхней Италии. Все старые батальоны были направлены на границу; торопили со снаряжением и с организацией конскриптов, и подкрепления стали прибывать со всех сторон.