Эугениуш Небельский - «Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

Так, за патриотические проповеди был сослан в начале 1862 года священник из Горая на Замойщине ксендз Ян Хыличковский. На рубеже 1861–1862 годов из Царства Польского в Россию были высланы около тридцати духовных лиц, которых власти сочли наиболее активными и опасными участниками манифестаций. Большинство из них царь освободил летом 1862 года, когда власти в Царстве Польском решили, что опасные волнения после введения осенью 1861 года военного положения утихли. Вернулся также Хыличковский, однако в 1863 году за участие в подпольной деятельности был снова сослан – на этот раз гораздо дальше, в Восточную Сибирь. Один из немногих счастливчиков, он вернется на родину лишь в 1880-е годы.

В 1862 году манифестации действительно прекратились, но польские патриоты ушли в подполье и там готовили страну к борьбе. С национальной организацией будут, в основном, связаны уже другие священники, поскольку те, кто участвовал в манифестациях, оказались «засвечены» – зачастую они находились под надзором полиции или под контролем церковных властей, принуждаемых к таким действиям поработителем. Теперь священники занимались тем, что материально поддерживали подполье, принимали присягу у заговорщиков и повстанцев, некоторые стали членами местных организаций – руководили ячейками повятов, городов или приходов.

Викарий прихода Куров Люблинской епархии ксендз Ян Линевич возглавил подпольную организацию города Куров, собирал средства на восстание, что выяснилось летом 1864 года, во время следствия над другими подозреваемыми. Осенью этого года наместник Царства Польского утвердил приговор – десять лет каторжных работ в сибирских крепостях. Ксендз Юзеф Секежиньский, викарий из Сломчина Варшавской архиепархии, охотно согласился занять должность сотника в организации, а предложил его кандидатуру командир Бернацкий. При этом он «знал, но не донес» о факте казни повстанцами агентов, что военный суд оценил в восемь лет каторги. На поселении в Енисейской губернии оказался профессор семинарии в Плоцке ксендз Рафал Древновский (из Общества священников-миссионеров святого Викентия де Поля), член подпольной организации, получивший из-за привычки быстро говорить кличку «Ксендз Револьвер», подозревавшийся также в связях с высшим органом национальной власти в Варшаве – Центральным национальным комитетом [3] Центральный национальный комитет – руководящий центр польской повстанческой организации в период подготовки и развертывания Январского восстания 1863 года. .

Когда разразится восстание, одни духовные лица ограничатся тем, что благословят партии, приступавшие к активным действиям, прочитают с амвона (порой под нажимом и угрозой смерти со стороны повстанцев) манифесты и декреты Национального правительства, другие будут ездить к партизанам с пастырской миссией, организуют помощь для сражающихся, третьи станут капелланами, единицы – командирами отрядов. Те ксендзы, которые прочитали с амвонов подпольные призывы к борьбе или постановления национальных властей о раскрепощении крестьян, приговаривались к смертной казни или каторжным работам. Власти трактовали это как самое страшное политическое преступление – прочтение манифеста Национального правительства приравнивалось к государственной измене.

22 мая / 3 июня 1863 года был казнен первый ксендз в Литовском генерал-губернаторстве, обвиненный в прочтении с амвона повстанческого манифеста, в чем он сам признался. Это был викарий прихода Жолудок, ксендз Станислав Ишора. По приказу виленского генерал-губернатора, кровавого Михаила Муравьева «Вешателя», он был приговорен к расстрелу – в Вильне на торговой площади Лукишки, перед костелом святого Иакова. Подпольные виленские власти так описывали это трагическое событие: Привязали Ишору к столбу, стреляли двенадцать солдат с расстояния двенадцати шагов. Приговоренный был еще жив. Солдаты неспешно (согласно приказу) перезарядили оружие и через пять минут стреляли снова. Затем с тела сорвали одежду и белье и бросили в яму у столба, «забросав известью, а позже землей и навозом». Казаки и драгуны на лошадях затоптали могилу и место вокруг нее, чтобы и следа не осталось. Ксендзу Ишоре было двадцать пять лет. Два дня спустя в том же месте аналогичным способом казнили ксендза Раймунда Земацкого, священника прихода Вавюрек. Ему было пятьдесят два года. В июне собирались расстрелять также двадцативосьмилетнего ксендза Юзефа Розгу из Средников на Ковенщине, но, в конце концов, смертный приговор заменили каторжными работами (ходили слухи, что Розгу все же казнили). В следующие недели и месяцы последовали новые приговоры как в Литовском генерал-губернаторстве, так и в Царстве Польском.

На забайкальскую каторгу (с лишением всех прав) за объявление крестьянам раскрепощения казнили, в частности: из региона Плоцка отцов Теодора Куркевича и Гервазия Рейниса из ордена францисканцев, из Жмудзи ксендза Онуфрия Ясевича, а ксендза Адама Галкевича, также из Литовского генерал-губернаторства – за оглашение в костеле «польского манифеста», призывающего к восстанию. К каторжным работам приговаривали повстанческих капелланов и командиров (вторым, как правило, выносили смертный приговор, который затем заменяли каторгой). Одним из капелланов, прослуживших дольше всего – около десяти месяцев – был ксендз с Подляшья Леонард Шиманьский. Зимой 1864 года его взяли в плен на поле боя, «в полном одеянии жандарма-вешателя [4] «Жандармы-вешатели», как и «кинжальщики» (диверсионно-террористическая организация при Национальном правительстве до и во время Январского восстания), подчинялись руководству повстанцев. Жандармы-вешатели, убивавшие не ударом кинжала, а через повешение, действовали исключительно в сельской местности, казня наиболее активных противников восстания среди крестьян, духовенства и т. д. , с оружием и следами человеческой крови на руках; на этом бунтовщике найдена епитрахиль, также запятнанная кровью». В процессе следствия выяснилось, что оружие Шиманьский не использовал, а кровь, видимо, принадлежала раненым и умирающим, елеопомазание которых он совершал. Шиманьского осудили на двенадцать лет каторги.

Репрессии относятся, главным образом, к периоду 18611867 годов – масштабные, разнообразные (аресты, следствие, штрафы, полицейский надзор, ссылка, смертная казнь); карались не только активные участники движения, но и те, кто симпатизировал движению, а также тот, кто «знал, но не донес». Даже торжественные похороны убитого повстанца порой кваинфицировались как «преданность революции» и были чреваты наказанием – ссылкой.

Викарий прихода Порозов на Гродненщине, ксендз Владислав Байковский, летом 1863 года попал под следствие за то, что «знал, а властям не донес» о намерениях ксендза Леопольда Качиньского вступить в партию. И хотя доказать это суду не удалось, Байковский остался под подозрением, а будучи политически неблагонадежен, оказался оценен властями как личность «наносящая серьезный вред интересам государства» и в 1864 году был выслан в Гродненскую губернию на постоянное жительство под надзор полиции. В 1864 году ксендз Анджей Бартошевич из Слуцка на Виленщине был приговорен к каторге за «благоволение восстанию», а главным образом – за хранение «революционных» бумаг (а именно: воззвания Национального правительства апреля 1863 года к духовенству Литвы, одного номера подпольной газеты «Рух» и двух фотографий ссыльных), в связи с чем подозревался в связях с подпольем. Монастырь капуцинов в Лёнде на Варте был обременен коллективной ответственностью за соучастие в укрытии собрата, повстанца, отца Максима Тарейво – согласно оценке властей, крайне опасного преступника (капеллана нескольких повстанческих отрядов), в результате семь человек сослали в Сибирь. В их числе оказался также настоятель монастыря, отец Эмилиан Олтажевский, осужденный как главный ответственный за укрывание Тарейво. Сам Тарейво был пойман и казнен в Конине 19 июля 1864 года.