Эугениуш Небельский - «Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

Долину населяли, главным образом, буряты – народ монгольского происхождения, имеющий оригинальные язык, культуру, вероисповедание и обычаи; в то время наполовину оседлый, наполовину кочевой. Буряты заселяли редко разбросанные по долине улусы (скопища юрт), там они держали зимние юрты, а несколько летних – в разных точках степи, и переходили от одной к другой вслед за скотом и по мере необходимости смены пастбища. Некоторые буряты, особенно оседлые, жившие в Тунке, занимались земледелием. Реки, деревни, священные места на тех территориях носили таинственно звучащие для польских ссыльных названия: Зактуй, Аршан, Кырен, Кыренга, Тагархай, Туран, Монды или Нилова-Пустынь.

Официально уже тогда часть тункинских бурят была православной, но на деле большинство исповедовало ламаизм (буддизм) или шаманизм. «Это языческий народ, – сообщал другой знаток, ксендз Наркевич, – довольно честный по своей природе и совестливый, с трудом поддающийся усилиям православных миссионеров, потому что урокам христианским они не внимают […] костюм этого народа очень отличается от обычного […] Язык весьма оригинален, дик, и буряты настолько в него влюблены, что редко знают русские слова, тогда как русские почти все говорят на их языке».

«Одежду бурята составляет китайская шляпа с каменным шариком и халат из любой материи в летнюю пору – зимой также халат, но из овчины, обшитой шелком, и унты (башмаки), подобным образом окаймленные, большей частью из шкуры косуль, с подошвой из лосиной шкуры. В самые суровые морозы бурят использует еще накидку вроде плаща без пелерины из собачьей шкуры или шкуры косули, сшитую шерстью наружу, и чувствует себя защищенным от суровой стихии.

Рост у них, как правило, средний, телосложение мелкое, лицо широкое, скулы выдающиеся, нос плоский; маленькие черные раскосые глаза, а кожа темно-коричневая, волосы у всех черные.

Мужчины бреют головы, оставляя только прядь волос на макушке, заплетаемых в одну косичку, к концу которой привязывается маленькая металлическая ложечка, служащая для чистки ушей. Девушки заплетают свои иссиня-черные волосы в множество косичек, и помимо обычной одежды носят нагрудник, вышитый серебряными монетами. Они отличные наездницы!» (М. Куляшиньский).

Бурятские дома – четырех– или пятисторонние юрты – оригинально описывал ссыльный Зигмунт Одживольский: «Деревянные, без окон, до половины уходящие под землю, с одним отверстием для входа, и другим в центре – через него выходит дым от постоянно горящего огня». «В юрте этой размещается вся кухонная и хозяйственная утварь, – писал этнограф-самоучка ксендз Куляшиньский. – В центре постоянно горит огонь, а дым выходит через отверстие наверху. Над очагом на камнях стоит железный котел, обязательный предмет утвари степного кочевника: в нем хорошая хозяйка приготовит чай, приправленный молоком и мукой; в нем гонит тарасун, в нем готовит главное лакомство – саламак. На полках, прикрепленных к стене, – бочонки, китайские деревянные лакированные мисочки для чая, туеса для ношения воды и тому подобные предметы. Кроме того, несколько плоских ящиков для одежды и войлока, без которых не обойтись степному кочевнику. […] Слева от двери, на восточной стороне, стоят у стены деревянные ступеньки, на которых расставлены металлические вазочки, наполненные всеми плодами их земли, начиная с воды и кончая пшеницей, если таковая имеется. Благовония курятся постоянно, в знак величайшего почитания Бурхана (Бога). Его изображение – на дереве, порой на стекле или металле – прибито к стене. Бурхан обычно представлен в образе рогатой женщины в страшной позе, окруженной всеми земными творениями».

Религиозным центром степных кочевников Тункинской долины была пагода, называемая Кумирней, в улусе Кырен, в нескольких десятках верст к западу от Тунки. На западном конце долины стояла также православная церковь «Нилова пустынь» (названная так по имени основателя, иркутского архиепископа Нила), а рядом – «целебные ванны» теплых источников сульфатных вод, свойства которых открыли находившиеся там ранее русские декабристы.

Тунка – Тункинское селение – располагалась на левом берегу Иркута, который течет от границы с Монголией, примерно в ста девяноста верстах от Иркутска и – в противоположную сторону – в ста пятнадцати верстах от китайской (точнее, монгольской) границы. На окраине деревни, у реки, находился военный приграничный пункт, а рядом – жилые дома двухсот солдат 5-й сотни Иркутского казачьего полка. В то время нигде больше в долине польских ссыльных не селили. Очень сомнительно, чтобы в тех краях появлялись типичные сибирские бродяги, а уже тем более беглые ссыльные. Так что попытка бежать из Тунки была бы отчаянным предприятием. Все это, видимо, предопределило выбор деревни в качестве места изоляции ксендзов.

Два десятилетия спустя Тунку по-прежнему считали концом света – спившейся сибирской провинцией. «Тунка, – читаем мы в иркутской газете «Сибирь» за 6 февраля 1883 года, – представляет собой полностью изолированное, богом забытое место. Горы, горы и горы! Местоположение великолепное – и что с того? Снова горы, а за ними? Монголия…».

Тогдашняя деревенька протянулась поперек котловины (в настоящее время – так же), с юга на север, по берегам двух левых притоков Иркута – Тунки и Ахалика. Новаковский писал: длиной «две мили […], а в ширину имеет полмили», то есть, согласно сегодняшним единицам измерений, более четырнадцати километров в длину и примерно три с половиной километра в ширину. Она состояла из пяти «районов»: собственно Тунки, Токурка, России, Култучка и Казачьей; кроме того, за реками Тункой и Иркутом также находились части поселения, называвшиеся За Иркутом и За Тункой (в настоящее время – Затунка). «Все дома бревенчатые, окна частично из слюды; четвертую часть каждого дома занимает печь; под полом имеется глубокая яма под картофель, называемая подполом [5] Здесь и далее курсивом выделены слова, данные в оригинале по-русски. ; рядом с печью, на столбах, под самым потолком, сооружены полати (лежанка), где озябший местный житель греется в суровые морозы». Вокруг деревни находились пастбища и подмокшие луга; с северо-восточной стороны – согласно описаниям и рисункам ксендза Куляшиньского – пахотные поля.

Крестьян жило там около пятисот, главным образом, потомки бывших поселенцев и ссыльных из европейской части страны и немногочисленные православные буряты. Почти все местные говорили на двух языках – русском и бурятском. Новаковский высказывает оригинальные суждения (быть может, не совсем безосновательные?): «Поселенцами были, вероятно, жители краев, прежде относившихся к Польше; безусловным доказательством может служить то, что обитатели этой деревни по сей день сохранили обычай носить белые рубашки с разрезом посередине, у шеи, тогда как по всей России носят цветные рубашки с разрезом у плеча». Позже сюда высылали также преступников и бывших солдат. Жители тогдашней Тунки занимались земледелием и скотоводством: «сеют рожь, пшеницу (яровую), ячмень, овес; о гречихе и просе едва слышали; горох только сахарный знают. В огородах сажают картошку, капусту, свеклу, морковь, репу; огурцы хотя иногда и сажают, но вызревают они редко».