Александр Сидоров - На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях

Впрочем, тема песенного прославления отказчиков от работы достойна особого очерка. Мы остановимся пока на поговорке о том, что «урку не заставишь спину гнуть», увековеченной в «Лодочке». Для того чтобы понять всю глубину этого уголовно-философского афоризма, снова обратимся к фильму «Заключённые» и комедии «Аристократы». Вернее, к одному из героев этого воспитательного эпоса — Константину Дорохову по прозвищу Костя-Капитан (роль которого блестяще сыграл замечательный актёр Михаил Астангов). Как отмечают исследователи, погодинские «Аристократы», а особенно «Заключённые», производили на публику и зрителей довольно сильное впечатление — и не только в Советской России. Иоахим Клейн в исследовании о литературе и пропаганде сталинского периода пишет:

«Комедия Погодина имела успех также у зарубежной аудитории. На международных театральных фестивалях 1935, 1936 и 1937 годов, проходивших в Москве, она вызывала аплодисменты иностранных зрителей. Известны переводы пьесы на английский и итальянский языки; упоминаются переводы на китайский, чешский и норвежский. Пьеса шла в Париже, Лондоне и Осло. После войны она появляется также на немецком языке…

Особенно красочно изображение уголовного мира. Именно ему пьеса обязана большой частью своей занимательности. Публика может вволю повеселиться над экзотическим блатным языком персонажей, поразиться виртуозностью карманного мошенничества, почувствовать озноб от жестокости. На сцене учат мастерству смертельного удара; истекая кровью, главный герой увечит себя. Когда “начальник” спрашивает уголовницу Соню, убивала ли она, звучит её “открытый и ясный” ответ: “Конечно, да”. Писатель не скупится и на эротические мотивы: за картёжным столом уголовники ставят на карту женщину; позже Косте-Капитану удаётся под покровом ночи пробраться в женский барак. При всём том пьеса в высшей степени сентиментальна; можно было бы назвать её социалистической мелодрамой… В пьесе проливается много слёз — в закоснелых врагах советского общества таким образом выявляется здоровое ядро… Заключительная сцена особенно чувствительна. Убийца Соня борется с обуревающими её чувствами и не может говорить. Костя-Капитан прерывает свою речь, чтоб утереть слёзы. Преступник Алёша читает собственные стихи».

В определённой степени влияние «Аристократов» и «Заключённых» испытали на себе и профессиональные преступники. 16 марта 1937 года газета «Известия» публикует очерк Льва Шейнина «Явка с повинной», который позже вошёл в знаменитую книгу «Записки следователя». Герой очерка, вор Костя Граф, очень напоминает погодинского Костю-Капитана — и замашками, и даже «родословной». Но в то же время Граф — фигура не выдуманная.

Родился Константин Цингери в Ростове-на-Дону, в семье коммерсанта-грека. Воровскую жизнь начал ещё до революции. Был поездным вором («майданником») высшего класса, «работал» со своей напарницей Вандой «на малинку», то есть усыпляя жертву снотворным и обирая её. Графом Костю прозвали за то, что он любил шикарно одеваться (одежду носил только от лучших портных) и «бомбил» преимущественно в экспрессах международного класса.

Однако обстановка в стране менялась, наличных денег и драгоценностей становилось всё меньше, а размениваться на пустяки Граф не желал. Тем более у него была «фраерская» профессия — топограф. И тогда, ободрённый призывами и посулами официальной пропаганды, не в последнюю очередь и под влиянием «Заключённых», он решает «перековаться» и является с повинной в Прокуратуру СССР. Да не один, а приводит с собой целую компанию жуликов! Было в это время Графу тридцать восемь лет — самый расцвет для мужчины.

Костя встречается лично с прокурором Союза, перед которым от имени всех рецидивистов держит пламенную речь: «Хоть это и странно слышать, но если жулик даёт честное слово, так это действительно честное слово. Это металл, это нержавеющая сталь, это платина». И «завязавшие» воры Граф, Турман, Таракан, Волчок, Король, Цыганка пишут воззвание ко всем «советским ворам». После этого в Москве, Ленинграде, Киеве, Свердловске, Харькове, Ярославле и других городах люди начали являться с повинной в органы милиции.

Это — не выдумка Шейнина, не очередная святочная история. Пропаганда делала своё дело. Но ни советская действительность того времени, ни психология блатарей не были рассчитаны на доведение идеи «воровской перековки» до логического конца. Жулик был способен на широкий жест, красивую фразу, минутный героизм. Но проза существования, трудности быта, отсутствие привычной «шикарной» жизни быстро остужают пыл «новорожденного». К тому же и отношение к «бывшему» со стороны обывателей остаётся настороженно-подозрительным…

Вернёмся к Косте Графу. «Отрешившись от старого мира», Цингери уезжает на зимовку Отто Юльевича Шмидта. На Чукотке его арестовывают «за язык» — за письмо о произволе, который творился в тех краях. Признали троцкистом, руководителем антисоветской организации. Вот когда блатарь понял, кто такие «политики»: под пытками признал всё, что ему «вешали» славные чекисты! Однако Графу удалось вновь связаться с Шейниным, и через год Костю освободили. Он вновь попал к Шмидту, в годы войны ушёл в армию. Попал в десантную группу, которую высадили в Норвегии. Здесь оказался в плену у немцев. После войны из немецких лагерей прямым ходом попал в советские…

И вновь Костя выходит на Льва Шейнина. Писатель вытаскивает его из-за «колючки» в очередной раз и устраивает в московский ресторан. Полярные зимовки, страдания за правду, боевой десант, немецкий плен, несправедливые репрессии — всё это было существование на высокой ноте, яркие испытания, близкие блатной душе. Их Костя Граф выдержал. Но — споткнулся на простом искушении уголовной натуры. Он вскоре попадается на хищениях и получает свою «десятку». Получает справедливо. И «отматывает» её от звонка до звонка. Но сразу же после освобождения вновь попадается — на грабеже. Ещё семь лет. Выйдя из зоны, Цингери вновь — в который раз! — пытается «завязать» с прошлым. Он направляет письмо в газету для осуждённых, которая издаётся в Ярославле: «Обращается к вам бывший вор Костя Граф…»

На помощь жулику приходит ярославский сыщик Виктор Волнухин. Он устраивает Цингери администратором в железнодорожный ресторан. Но и там Граф повёл себя далеко не по-графски: его ловят, когда он «проверяет» карманы посетителей, и увольняют. Закончилась трудовая карьера Кости Графа на Ярославском заводе железобетонных конструкций. Откуда его опять-таки выгнали с позором, уличив в карманных кражах…

В истории Кости Графа, как в капле воды, отразилась вся история сталинской «перековки» «воровского ордена» с её красивыми жестами и фразами, показательными демонстрациями — и реальным пшиком. Настоящему вору, закоренелому рецидивисту, даже если бы он решил начать жизнь с чистого листа, тяжко пришлось бы в советском обществе. Его вольная, «жиганская» натура внутренне восставала против тоталитарного давления государства (не случайно же Граф сразу отправляется не на фабрику, а на край света, изолируя себя от общества). Он привык к своей — пусть ограниченной, пусть преступной, разнузданной — но свободе. К вольнице притонов, к «воровскому братству». К «красивой» жизни.