Александр Сидоров - На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях

Причин несколько. Одна из них (хотя и далеко не главная) кроется, на наш взгляд, в эмигрантском прошлом Алымова. Как мы помним, Сергей Яковлевич с 1917 по 1926 год жил в Харбине — столице маньчжурской провинции Хейлунцзян и стратегическом пункте Китайско-Восточной железной дороги. В предыдущем очерке мы рассказали о Харбине «алымовского» периода, но — не коснулись темы наркотиков. А в связи с «кокаиновым романсом» она приобретает особое звучание.

До Октябрьского переворота ситуация с кокаином в Харбине не была тревожной. В Харбине, как и во всём Китае, публика предпочитала опиум — даже несмотря на то, что официально употребление этого дурманного зелья находилось под запретом. Например, 27 декабря 1912 года президент Китайской Республики издал указ (и уже не первый), которым с 1 января 1913 года курение опиума категорически запрещалось под страхом тяжких наказаний. Однако никакие угрозы и запреты реально не действовали, особенно учитывая то, что в малых дозах употребление опиума возбуждает половое чувство и стимулирует эрекцию. При этом извержение семени наступает лишь после продолжительного полового акта. Так что в каждом борделе у посетителя под рукой имелась трубка для курения опиума. Как пишет в книге «Последний император Китая Пу И» Виктор Усов: «Во всём Северо-Востоке Китая на каждые сто человек приходилось пять курильщиков опиума». Впрочем, если говорить о Харбине, русское население города было мало затронуто этой заразой; опиумный бич хлестал в основном по китайцам и другим азиатам — корейцам, японцам…

Положение стало меняться с 1917 года, когда в город хлынули потоки беженцев из бурлящей революционной России. В Харбине сходились пять железнодорожных веток, и новоприбывший пёстрый люд скоро понял, что город представляет собой идеальный перевалочный пункт для торговли наркотиками. Гражданская война придала этому бизнесу чудовищные масштабы. Причём изменилась структура наркобизнеса: в Харбине опиум довольно скоро потеснили более «модные», «богемные» наркотики. Это отмечает тот же В. Усов: «В Мукдене, Харбине, Гирине буквально на каждой улице, в каждом крохотном переулке можно найти опиокурильню либо лавку, торгующую наркотиками: продают морфий, героин, кокаин. Было довольно много опиокурилен с “девочками”… Тем, кто не может заплатить за посещение заведения и “красивых официанток”, достаточно постучать условленным образом в дверь — тотчас открывается глазок, куда гость просовывает руку с зажатыми в ней 20 центами; взамен выдаётся кулёк с порошком морфия, кокаина или героина».

Новую подпитку наркобизнес получил в 1924 году, после восстановления дипломатических отношений между СССР и Китаем. К армии наркоторговцев активно присоединились большевистские представители. В 1927 году британский консул в Харбине сообщал, что советские официальные лица и чиновники Китайско-Восточной железнодорожной компании, которые путешествовали в служебных вагонах, возили с собой крупные партии наркотиков. Их прятали за обшивкой вагонов, в дровах, которыми вагоны отапливались зимой: «Для перевозки грузов широко используются русские женщины, особенно еврейки. Им хорошо платят, в том числе комиссионные, в зависимости от веса груза… Солдаты-белогвардейцы, которых нанимает генерал Чан Цунчан, путешествуют по военным паспортам и тем самым не подлежат таможенному досмотру. Хотя им месяцами не платят мизерного жалованья, они сорят деньгами в ночных клубах Харбина… Розничную торговлю ведут, как правило, японские аптеки. Центральный отель Даляня является логовищем контрабандистов. Он принадлежит русскому еврею по фамилии Лернер, который служит посредником между продавцами и покупателями грузов и получает комиссионные от каждой сделки. Его агентом в Харбине является другой еврей по фамилии Ставиский, бывший владелец отеля, которого японцы депортировали в 1921 году после нескольких обвинений в контрабанде наркотиков. Богатые торговцы снимают комнаты в отеле “Ямато”, откуда руководят движением грузов. Существует также несколько небольших гостиниц, которыми управляют русские евреи, в городе Чанчунь, в зоне Южно-Маньчжурской железной дороги. Эти гостиницы используются наркоторговцами для передачи грузов проводникам, чтобы безопасно доставлять их в Харбин».

К этому времени кокаин в Харбине, как и в СССР, становится практически «наркотиком № 1». Простой пример: владелец обувного магазина, параллельно занявшись наркобизнесом, сколотил себе неплохое состояние на продаже опиума. Однако со временем коммерсант посчитал, что куда выгоднее заниматься продажей морфина и кокаина. Доходы «наркобарона» резко подскочили, что привело к печальным последствиям: в 1926 году его похитили, и за своё освобождение обувщик заплатил крупный выкуп.

Действительно, кокаин и Харбин отлично рифмовались. В то время как корейские коммунисты-«традиционалисты» привычно пополняли партийный бюджет за счёт торговли в Китае контрабандным опиумом, выращивая его близ Владивостока, значительная часть харбинских наркодилеров предпочитала иметь дело с «коксом», который поставлялся из Германии. А после того, как немецкие таможенники стали тщательнее проверять грузы, следующие на Дальний Восток, основным поставщиком кокаина стала Франция.

Сергей Алымов, вращавшийся в кругах харбинской богемы, конечно же, сталкивался с кокаинистами и воочию мог наблюдать разрушительное действие наркотика. Среди талантливых людей, чью жизнь перечеркнул белый порошок, назовём хотя бы харбинского поэта Леонида Ещина — белогвардейца, участника Ледяного похода. Его судьба перекликается с судьбой Алымова. Леонид Евсеевич попал в Харбин в 1923 году, семь лет прожил в нужде, хотя и публиковал в местной периодике рассказы, статьи, рецензии. Затем, как и Алымов, стал печататься в советской харбинской газете. Однако на родину Ещин не решился вернуться. Он покончил жизнь самоубийством 14 июня 1930 года: застрелился в китайском городе Фуцзядян в возрасте 33 лет. Писали, что к трагедии привело злоупотребление алкоголем и кокаином.

Рискнём предположить, что, создавая романс для «Заключённых», Сергей Яковлевич позволил себе ностальгические нотки: воспоминания о «серебряном веке» Харбина, о богемной среде далёкого города и о горькой судьбе людей, оказавшихся в этой жизни лишними. Сам Алымов, однако, сумел и в харбинский период, и позднее избежать пагубного влияния «белой феи», предпочтя кокаину «родную» русскую водку. Его примеру последовала Республика Советов — и небезуспешно.

И всё же основная причина выбора «кокаиновой темы» для алымовского романса иная, более очевидная. Эту тему наметил уже автор комедии «Аристократы» Николай Погодин. В одной из сцен комедии уголовница Соня вспоминает: «А я в Москве котиковое манто имела… на кокаин променяла… Мне осталось жить два лета. А потом отравлюсь кокаином от громадного порошка».