Александр Сидоров - На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях

Бросается в глаза абсолютное совпадение размера романса «Перебиты, поломаны крылья» и песни из комедии Погодина! Интересно и другое: явные аллюзии на «Кокаинетку» Вертинского: «её на бульваре нашли» — «кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы»; «в пять часов, на снегу, на скамейке» — «и когда Вы умрете на этой скамейке». Добавим сюда котиковое манто, о котором упоминает Соня перед исполнением куплета: оно напоминает нам о «горжеточке» из романса Вертинского. Вопрос: написал Погодин этот куплет с аллюзиями на «Кокаинетку» специально для своей пьесы или же использовал неведомый фольклорный уличный романс о морфинистке, авторы которого тоже могли испытывать влияние песни «русского Пьеро»? Однозначно ответить на этот вопрос не представляется возможным — хотя я склоняюсь к версии с погодинской авторской стилизацией.

И всё-таки песня не избежала влияния русского песенного фольклора. Однако на сей раз мы имеем в виду не классический текст Сергея Яковлевича Алымова, а позднейшие уголовно-уличные переработки — которые, собственно, и дошли до наших дней.

Мы не случайно останавливались на харбинском периоде жизни и творчества Алымова, на эстетско-богемном характере его произведений той поры, на теме «Харбин и кокаин». Хотя вроде бы можно бы и отмахнуться: поэт вернулся на родину в 1926 году, посадили его в 1928-м — за два года он и в Москве мог насмотреться на кокаинистов, этого «добра» в красной столице хватало! Однако сама стилистика романса «Перебиты, поломаны крылья» подчёркивает его обособленность, резкое отличие от уголовно-воровского фольклора. Другие стилизации Сергея Яковлевича стараются как раз приблизиться к преступной среде, воссоздать элементы блатного антуража. Но «романс кокаинистки» нарочито, подчёркнуто эстетизирован, он создан по канонам поэзии Серебряного века. Его никак невозможно причислить к образчикам низового фольклора. Просто язык не поворачивается…

Явную чужеродность эстетской стилистики почувствовали и сами маргиналы. Песня им, безусловно, пришлась по нраву. Но… явно она какая-то недопетая! Недоговорённая. Уголовному миру (да во многом и русскому фольклору) куда ближе не романсовые, а балладные мотивы. И уже вскоре самодеятельные авторы значительно расширяют текст, раскрывая слушателям то, что осталось «за кадром» эпизода из фильма.

Сейчас сложно сколько-нибудь подробно восстановить процесс постепенного обрастания киношного варианта «Крыльев» фольклорными куплетами. Можно лишь предполагать (с достаточной степенью очевидности), что процесс этот был достаточно длительным и каждый новый этап добавлял очередные подробности жизни лирической героини песни. Об этом свидетельствуют разнообразные варианты «кокаинового романса». Один из самых коротких сохранил алымовские начало и конец, а между ними втиснулась краткая печальная биография несчастной воровки:

Вот в таком виде песенка вполне подходит для уголовной среды. И воры есть, и водка, и грехопадение — всё чин по чину. И роза, цветущая в саду, к месту. Во-первых, сравнение обесчещенной девушки с сорванной розой в русском уличном фольклоре достаточно традиционно. Во-вторых, роза как символ популярна в уголовно-арестантском мире. Например, татуировка, изображающая розу в ладонях, означает, что носителю такой наколки 18 лет исполнилось в местах лишения свободы.

Однако «конспективного» жизнеописания несчастной девицы уркаганам показалось недостаточно. Песня обрастает массой деталей, превращаясь даже не в «жестокий», а в душераздирающий романс:

Особо отметим строчку, где упоминается «спотыкач». Кто-то из неведомых сочинителей «для колориту» даже дал её в редакции — «Спотыкач я жандармский пила». Честно говоря, упоминание этого напитка в негативном контексте даже без «жандармского» эпитета лишний раз доказывает, что «редакторы» — уголовники советского времени и наверняка городские жители. В дореволюционной России никому не пришло бы в голову каяться в том, что он употребляет «спотыкач». В этом не было ничего позорного. Напротив! «Спотыкач» — крепкий домашний десертный напиток на основе натуральных продуктов (чаще всего — ягод), подаваемый к чаю или сладостям. У хорошей хозяйки имелось до десяти видов этого напитка: гостей было принято угощать не покупной, а своей водкой. «Спотыкач» считается женским напитком. Крепость его не превышает 28–30 градусов. Пьется легко, как компот, не вызывает похмелья. Так что в любви к нему нет никакого компромата. Возможно, конечно, что «жандармский спотыкач» — какая-то особая разновидность спиртного. Однако сведений о нём у меня нет.

Но и это не всё. Куплеты плодились, множились, перемешивались… Вот ещё образчики стенаний: