Александр Сидоров - На Молдаванке музыка играет: Новые очерки о блатных и уличных песнях

Но вернёмся к Аржаку. Его манера ходить без картуза говорит, в первую очередь, о явном желании выделиться из общей массы как хулиганов, так и обычных работяг. В определённом смысле это воспринималось как фрондёрство, как вызов. Это не могло не раздражать остальных бузотёров.

Однако есть и иная причина. Один из вариантов песни «Маруся отравилась», откуда «Аржак» заимствовал ряд сюжетных линий, начинается словами:

Вечер вечереет.

Наборщицы идут…

Речь явно о типографии. Возможно, Колька Аржаков унаследовал от Маруси ту же профессию. И этим многое объясняется: «Лучше других одевались… типографские работники… Рабочие-полиграфисты одевались на работе более по-городскому, чем рабочие других профессий. Они работали без головных уборов», — пишет все тот же Я. Ривош.

Таким образом, Колька Аржак уже одним своим внешним видом подчёркивает превосходство над другими хулиганами: он — «белая кость», «рабочая интеллигенция» (полиграфисты по роду деятельности были грамотнее и образованнее, нежели остальные пролетарии). Стало быть, причина расправы над ним — не только в ухаживании за «чужими девчатами». Хотя не исключено, что девчата тянулись к Аржаку как к представителю «культурной» профессии — в отличие от «грязных» ухажёров из металлургических и иных производственных цехов.

Основная интрига баллады «Аржак» раскручивается вокруг «неблагородного» поведения шайки хулиганов, которые зарезали безоружного коллегу, несмотря на то, что он предложил драться голыми руками. Авторы специально подчёркивают особую доблесть Аржака, который «считался хулиганом, но дрался без ножа». Другими словами, атрибутом типичного хулигана непременно должен быть нож.

Здесь надо сделать важное отступление. Ни один из Уголовных кодексов советского образца не определял хулиганство как преступление с применением оружия! Оно трактовалось как озорные действия с явным проявлением неуважения к обществу (1924), буйство и бесчинство, которое отличается исключительным цинизмом или дерзостью (1926), умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу, — но никогда речь не шла о применении оружия! Вооруженное хулиганство чаще всего старались переквалифицировать в преступные деяния, которые подпадали под более серьёзные статьи.

А вот в новой России всё переменилось. Госдума 24 мая 1996 года принимает новый Уголовный кодекс Российской Федерации, где под хулиганством традиционно разумеется «грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся применением насилия к гражданам либо угрозой его применения, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества» (статья 213). Однако затем происходит странная метаморфоза. С. Панин пишет: «Как отмечал один из судей Верховного суда РФ, “авторы УК РФ 1996 года в отношении хулиганов продемонстрировали явный либерализм”: “особая дерзость” в виде нанесения побоев, легкого вреда здоровью — наиболее распространенный вид хулиганства из категории тяжких преступлений — перекочевала в разряд деяний небольшой тяжести… Сравните: молодой, дерзкий преступник демонстративно “в кровь” избил пожилого мужчину, сделавшего ему справедливое замечание, — до 2 лет лишения свободы. Тот же преступник тайно похитил бутылку импортного пива из киоска — от 2 до 6 лет лишения свободы…»

Замечание справедливое. Казалось бы, из него следует, что санкции за хулиганство надо ужесточить. Однако происходит наоборот! Статья 213 УК РФ действительно претерпела значительные изменения 8 декабря 2003 года. Её сократили, оставив, по сути, лишь уголовную ответственность за вооружённое хулиганство! Любые другие действия из прежнего «традиционного» определения либо «нежно» караются по второй части статьи 116 УК РФ «Побои» — до двух лет лишения свободы, либо вообще отнесены к разряду «мелкого хулиганства». Согласно части первой статьи 20.1 Кодекса об административных правонарушениях РФ, под мелким хулиганством понимается «нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся нецензурной бранью в общественных местах, оскорбительным приставанием к гражданам, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества» [21] Мы оставляем вне рассмотрения пункт «б» части первой статьи 213 УКРФ, который карает хулиганские действия «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти», поскольку он не имеет отношения к нашей теме. .

То есть если с вас сняли шапку, нагадили в неё и надели вам же на голову — это «шутка юмора». Вас могут сбить с ног и затем помочиться на вас, облить краской — за это обидчиков ожидает «ай-яй-яй со штрафом». Правда, за такое насилие без оружия УК РФ тоже карает. Но под уголовно наказуемыми истязаниями (статья 117 УК РФ) имеются в виду лишь систематические насильственные действия. Если вас регулярно окунают в дерьмо — это преступление. А один-два раза — ребячья шалость… Из определения хулиганства ушли понятия исключительного цинизма и дерзости. Как не вспомнить слова наркома Крыленко: о власти граждане судят по тому, могут ли они спокойно пройти по улице, не рискуя получить плевок в физиономию.

Однако вернёмся к России прежней. Дикая поножовщина традиционно считалась у русского народа в порядке вещей. Причём если в городе массовые драки с применением оружия хоть как-то можно было пресекать, применяя полицию, а то и солдат, в деревне подобные «развлечения» практически оставались бесконтрольными. Как пишет Л. Лурье: «Деревня знала тяжёлые формы хулиганства — поножовщину, при которой орудием преступления мог быть и нож, и кол, и кулак». Причём нож считался не самым страшным оружием — в ход пускали кастеты, гирьки на цепочке, дубины или трости, перчатки с утяжелителем-свинчаткой, кистени:

Правоохранители империи не особо вмешивались в «народные забавы», предпочитая бороться с проникновением в деревню «политических смутьянов» разных мастей, что отразилось и в фольклоре с упоминанием «листочков»-прокламаций: